Пройдя Толбухин маяк, судно развило ход в 10 узлов. Опасаясь тумана, Алексеев не решился поднимать обороты, и судно шло по фарватеру, то и дело завывая туманным горном. Сердце у капитан-лейтенанта было не на месте — он ждал, что вот-вот хрустнет под скулой скорлупка рыбацкого барказа или форштевень с размаху ударит в корму некстати подвернувшегося на пути финского пароходика. Риск был чрезвычайный, так что командир остался на мостике, посоветовав гостям укрыться в кают-компании. Наверху, несмотря на июль месяц, до костей пробирал студёный балтийский ветер, и от сырости одежда сразу становилась волглой, тяжёлой, неудобной.
В просторной кают-компании было пусто; рояль (не кабинетный, а настоящий, концертный!) прикрыт полотняным чехлом, стулья, в опасении качки, задвинуты под длинный общий стол. Вестовой принёс самовар и склянку с ромом: осведомившись, «не желают ли господа ещё чего», потоптался возле буфета, перебрал без надобности салфетки и удалился.
Миноноска бежала на зюйд, оставив «Ерш» позади. Туман — хоть глаз выколи; он оседал скользкой водяной плёнкой на железе палубного настила, крупными каплями покрывал поручни и стеклянные части приборов. Будто и не лето вовсе: люди кутались в клеёнчатые штормовые накидки, брызги из-под форштевня барабанили по парусиновым обвесам. Эта хилая защита от буйства стихий тянулась от крошечного мостика, размерами с кафедру университетской аудитории, до единственной полуторадюймовой пушчонки на корме.
Болтало всё сильнее, и командир миноноски, лейтенант фон Недермиллер сам встал к штурвалу. Этот высокий, худой как жердь человек служил раньше на Тихом Океане, на клипере «Забияка»: когда клипер вернулся на Балтику, фон Недельмиллер, тогда еще мичман, получил вместе с производством в лейтенанты, свой первый корабль — новенькую миноноску с гордым названием «Курица». Оттого и не уступал сейчас рулевому место у штурвала — окостенел от ответственности. Очень уж страшно и непривычно: вот так, в туманном молоке, вести хрупкое судёнышко на десяти узлах, там, где по-хорошему, ползти бы на трёх, да ещё с тузиком впереди, подавая сигналы гудками, а то и выстрелами.
Но — нельзя! Где-то под сплошным пологом тумана прячется шведская шхуна, команда которой уж конечно, не стала затыкать уши воском. Туман, конечно, съедает звуки, но протяжный вой туманного горна пробивается сквозь ватную пелену, разносясь куда дальше, чем стук машин.
Приходилось забыть о правилах судовождения в тумане и шпарить наугад. «Ерш» и идущая мателотом миноноска «Курица» покинули Транзундский рейд и резвым семиузловым ходом пошли на зюйд. «Аравия», возглавлявшая поиски, болталась мористее, где-то неподалеку, в молочной мгле. С ней шли еще две миноноски, родные сестры «Курицы» — «Коноплянка» и «Павлин». Ещё одна миноноска и номерное посыльное судно притаились под самым берегом.
Надо торопиться: по расчету времени шхуна контрабандистов наверняка миновала Биоркские острова, небольшой архипелаг у восточной кромки Выборгского залива. Ловить её в тумане — нечего и думать! «Аравия» и миноноски растянулись дугой, переговариваясь в тумане пронзительными гудками и сигнальными выстрелами. Расчёт был на то, что контрабандисты не рискнут прорываться чистой водой, южнее островов. Скорее всего, прокрадутся проливом Биорк-зунд: глубины там подходящие и для плаванья и для якорной стоянки. Еще дальше, возле южной оконечности острова Койвусаари, у входа в пролив, располагается пост таможенной стражи, но надежды на него у Эверта не было никакой. Потому, к Биорк-ё послали мичмана на вельботе с пятью матросами: доберётся — хорошо, нет — не беда. Залив все равно перекрыт так, что выбравшиеся из лабиринта проток шведы неизбежно угодят в мышеловку.
К полуночи «Ерш» встал на траверзе островка Писаари. «Курица» принялась вычерчивать зигзаги поперёк залива — особой спешки пока не было, и фон Недермиллер экономил уголь. Туман густел; несмотря на отсутствие ветра, зыбь с Финского залива нещадно валяла узкое судёнышко. Миноноска попеременно ложилась то на один, то на другой борт и, перед тем как выпрямиться, задерживалась, точно раздумывая — выпрямляться, или валиться в крен дальше? Приходилось хвататься за что попало — размахом качки человека вполне могло вышвырнуть за борт.
Зыбь становилась круче, волны накрывали миноноску, разбиваясь о кафедру-мостик, порой судёнышко двигалось чуть ли не под водой. Гардемарин Смолянинов, вцепившись в полу лейтенантской шинели, не отрывал взгляд от жестяного циферблата креномера. Скоро размах качки достиг тридцати шести градусов на сторону, юноша насчитал по 14 колебаний в минуту. Порой валяло так, что Ивану казалось — утлая скорлупка вот-вот перевернётся.