А туман, и правда, поредел, прав Посьет! Залив просматривается уже кабельтовых на двадцать, с зюйд-веста катят короткие, злые валы, канонерка с шумом врезается в них под острым углом. От каждого удара корпус дрожит всеми заклёпками.
Воленька Игнациус поднялся на мостик. Пелену тумана будто отдёрнули в сторону движением гигантской руки. Впереди по курсу в сероватой дымке тонет финский берег, а на правой раковине, милях в полутора, отчаянно дымит трубой небольшое судёнышко — шхуна улепётывала со всех индикаторных сил своей машины, внезапно обнаружив за кормой сразу двух очень сердитых преследователей.
— Артиллерийская тревога! Расчёты к орудиям!
Тревожно забила рында, по доскам палубного настила заухали матросские башмаки. Наводчик, не дожидаясь, когда заряжающий втиснет в приёмное окошко казенника жестяной короб с патронами, разворачивал револьверную пушку, ловя цель.
— Игнациус, шляпа! Дистанцию до цели!
Воленька вздрогнул, завертел винты микрометра Люжоля, склонился к таблице.
— Есть, господин капитан-лейтенант… до цели две тысячи… простите, сейчас…. одиннадцать кабельтовых, семь саженей… с половиной!
Прислуга возилась возле короткой, будто обрубленной, толстенной в казённой части одиннадцатидюймовой пушки. Подали холщовые, похожие на белые диванные валики, пороховые картузы — полузаряды. Воленька торопливо вспоминал, что полагается делать в этом случае — разевать рот или затыкать уши? Как бы, в самом деле, не оглохнуть…
— Бам-м! Бам-м! Бам-м!
Хоть «Гочкису» и далеко до главного калибра, но уши гардемарину Игнациусу заложило основательно. Наводчик навалился на обтянутый кожей плечевой упор, второй номер резко крутанул ручку, и револьверная пушка захлопала предупредительной очередью. Конечно, при такой качке снаряды улетят куда угодно, только не в цель — но вспышки и дым выстрелов со шхуны заметят наверняка.
На шхуне стрельбу и правда, заметили — судно изменило курс, подставляя погоне корму. Дым повалил гуще.
— Леонид Константиныч, надо сбросить ход. Опасно, сядем!
— Гардемарин, попробуйте определить дистанцию во-о-он до того мысочка. Тут где-то мель должна быть, крайне неприятная…
Воленька поднял микрометр, гадая, как он будет определять показания — ведь при измерении дистанции методом Люжоля требовалось замерить по шкале прибора высоту видимого предмета, например, мачты, после чего, определить по таблице дистанцию. А на мысе что прикажете измерять — деревья? Так Бог знает, как искать их в таблицах!
Посьет перестал черкать карандашом и замер. И без того бледное лицо его побелело ещё сильнее, и…
Хрр-ясь! С пронзительным скрежетом «Ерш» налетел на препятствие. Канонерка ещё несколько мгновений ползла вперёд, сильно задирая нос; все, кто был на мостике, повалились с ног. Воленька с размаху влепился в Посьета, успев заметить, как наводчик револьверной пушки, нелепо размахивая руками, улетает через леер в мутную от взбудораженного ила воду Транзундского плёса.
«Курица» стала сдавать: помпа не справлялась, в щели разболтанного ударами волн корпуса хлестала вода. Растяжка передней трубы лопнула, и теперь жестяной цилиндр, отчаянно извергающий клубы чёрного дыма болтался при каждом размахе качки.
«Ерш» остался позади — невезучая канонерка прочно засела на песчаной банке. Запоздало громыхнул главный калибр, крупная латунная картечь с визгом пролетела в опасной близости от миноноски. От грот-мачты шхуны полетели клочья парусов, но ход она не сбросила: лишь, рыскнув на курсе, выкатилась влево за пределы сектора обстрела страшной одиннацатидюймовки. С канлодки снова затарахтел «Гочкис», но снаряды лишь вспенили воду в безопасном отдалении.
Усталость отчаянная: удерживаться на мотающемся туда-сюда низком, почти вровень с водой, судёнышке — это почти цирковой трюк. Но не до того: впереди, примерно в кабельтове маячит корма беглянки. На высоких оборотах вода хлещет через щели в обшивке с удвоенной силой, «Курица» садится носом. Скрепя сердце, лейтенант скомандовал убавить обороты и крутанул штурвал. Нос покатился влево, наводчик кормовой пушки поймал шхуну в прицел, и… Удар, тряска, снаряд уходит «в молоко» — миноноска с разгону проскребла днищем по песчаной отмели и проскочила на чистую воду. К толчкам волн добавилась неприятная вибрация.