— Ну, вот и решили. Ты уж, Кондрат Филимоныч, не подведи, чтоб к закату все было готово — зайду, опробуем. А ночью ты мне еще понадобишься, есть одна мыслишка…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Приведенного из караулки руританца усадили на конторский табурет — его принес из приемной адъютант, и удалился, повинуясь едва заметному жесту владельца кабинета.
За плечом задержанного встал конвоир, высоченный жандармский вахмистр в каске и при палаше. Жандарм преданно ел глазами начальство, не забывая все время косить глазом на подопечного. Руританец сидел, не шевелясь, уронив голову на грудь, и свет газового рожка едва освещал ему лицо.
Платье незнакомца заставил генерала удивленно поднять бровь: ткани и такие же кальсоны — чистые, только из кладовки каптенармуса, с жестяными острыми складками, какие обыкновенно получаются от долгого хранения. Длинные завязки кальсон змеились по мозаичному паркету — руританец был бос.
— Изъяли одежду для досмотра — шепнул Эверт, предупреждая вопрос шефа. — И не зря старались: в подкладку сюртука был зашит паспорт на имя какого-то австрияка, причем описание внешности полностью совпадает с тем, что указано в руританских бумагах.
— Фальшивка? — сощурился Никифораки.
— Несомненно. И еще кое-что, поинтереснее… вот!
Генерал бросил взгляд на листок тончайшей рисовой бумаги, густо исписанный убористым почерком. В нижнем углу проступал бледный фиолетовый оттиск с гербом в виде орла, сидящего на скипетре.
— Написано по-немецки. — прошелестел Эверт. — Нечто вроде рекомендательного письма доверенным лицам. Обратите внимание: личная печать Вильгельма Гольдстайна. Сей господин, отпрыск не самого знатного аристократического рода, считается в руританских коридорах власти весьма крупной шишкой, поскольку возглавляет Особую экспедицию при министерстве Внешних сношений. Это, если припоминаете…
— Да-да, конечно, барон… — кивнул Никифораки. — Заграничная разведка. Выходит, Гольдстайн — мой руританский коллега?
Сидящего на стуле генерал, казалось, не замечал.
— Точно так-с, он самый и есть. Кстати, этот господин, как и вы, сперва служил в конной гвардии, но карьеру предпочел сделать в тайной службе. И он, надо думать, кому попало, он рекомендательных писем с личными печатями не раздает. Похоже, в наши сети попалась крупная рыба!
Генерал с интересом посмотрел на пленника. Тот по-прежнему не поднимал головы, словно изучая то ли свои босые ступни, то ли завязки кальсон.
— Значит вы, сударь, изволите состоять под началом герра Гольдстайна?
Руританец дернулся, попытался встать, но плюхнулся назад- жандарм немаленькой своей ручищей припечатал беднягу к сиденью. Пленник недовольно дернулся, но противостоять медвежьей хватке ему явно недоставало сил. Тогда пленник вскинул голову и вызывающе поглядел на хозяина кабинета. Теперь лицо его было хорошо видно: узкий, костистый профиль, слегка крючковатый нос, лоб с большими залысинами. Правый глаз заплыл громадным фиолетовым кровоподтеком, губы в кровяных ссадинах.
— Это его в участке так отделали? — негромко осведомился Никифораки.
— Никак нет, вашсокопревосходитство! — жандарм вытянулся, громко щелкнув каблуками. — Так что, сопротивлялся при задержании!
— А вот это вы зря, голубчик. — мягко продолжил генерал, обращаясь к сидящему на табурете человеку. — Это вы нехорошо подумали. Наши околоточные — такие, знаете ли, грубияны, чуть что — сразу лезут кулачищами в самую морду! Особенно, ежели кто разгуливает по городу с трупом на закорках. В другой раз, душевно вас прошу, будьте осторожнее, а то ведь так и до беды недалеко!
Руританец в ответ лишь криво усмехнулся и попытался пожать плечами. И не преуспел — ладонь вахмистра по-прежнему придавливала его к сиденью.
— Будешь говорить, сволочь? — гаркнул вдруг Шебеко, да так, что здоровяк жандарм чуть ли не присел от неожиданности. — Отвечать, когда спрашивают! В глаза смотреть, кому сказано!
Руританец отшатнулся, чуть не опрокинувшись на конвоира вместе с табуретом. Генерал сделал два шага и навис над ним какой-то хищной птицей. Лицо пленника сделалось бледным как мел; он шевелил губами, не в силах выговорить ни единого слова.
— А он не обгадиися с перепугу, Антон Николаич? — негромко поинтересовался Эверт. — Руританский народишко — дрянь, трусы, такого героя сытая курица заклюет!