— В том-то и дело, Антон Николаевич. Я сам в недоумении. Обычно англичане работают тоньше. Это, кстати, относится не только к истории с Василовым: вспомните депешу об александрийской заварушке!
Он потянулся бюваром, поискал нужную бумагу.
— Вот, прошу. Отчет начальника экспедиции господина Смолянинова, пересланный через нашего консула в Адене.
Генерал пробежал глазами документ.
— Н-да, иначе как топорной, такую работу не назовешь. И это, согласитесь, странно: в Александрии «просвещенные джентльмены» хозяйничают, как у себя на Пикадилли — что им мешало тихо-мирно арестовать участников экспедиции, а не устраивать перестрелки со взрывами? И, тем не менее, полюбуйтесь: прибегли к услугам каких-то темных личностей, и в итоге упустили добычу! Да и здешняя эскапада — оккультисты, болван-репортер, убийца со стилетом в трости… Как-то слишком театрально, не находите?
— Согласен, ваше высокопревосходительство. Операции подобного рода, проводимые господами из Форин Офис или, скажем, департаментом разведки британского Адмиралтейства как правило, отличаются элегантностью замысла и точностью исполнения. А тут — провал за провалом!
Никифораки помолчал и большим глотком опорожнил рюмку, запрокинув голову, так что стало видно, как на шее, поверх тугого мундирного воротника двигается крупный кадык. Эверт недовольно поморщился: он не ожидал от своего шефа, слывшего тонким ценителем коньяков, столь неуважительного отношения к благородному напитку.
Никифораки опустил рюмку и совершенно по простецки помотал головой.
— Да ведь и нам, барон, похвастать особо нечем. Хорошо хоть, злодеев изловили, не дали удрать с документами…
— Увы, ваше высокопревосходительство, это не совсем так. У меня с собой рапорт командира канонерской лодки «Ерш», капитан-лейтенанта Кологераса об осмотре места утопления судна злоумышленников.
Никифораки насторожился.
— Читайте, ротмистр. Только, душевно вас прошу, самую суть…
Похоже, генерал, как и его доверенный помощник, уже предвкушал отдых после нелегкого дня — а тут на тебе, новые сюрпризы!
Эверт перелистал страницы рапорта.
— Так… осмотр корпуса шхуны… размеры и расположение пробоин… не то… Расстояние до береговой линии… ориентиры… а, вот оно!
Генерал терпеливо ждал, постукивая рюмкой о массивный письменный прибор из бронзы и малахита. Прибор изображал сцену из античной жизни — то ли поединок Геркулеса и гидры, то ли борьбу Лаокоона со змеями.
— Если самую суть — то тут три пункта. Первый: труп столовращателя Лидделла выловлен из воды на месте гибели шхуны и тщательно осмотрен. Второй: Василова не нашли ни в каком виде, ни живого, ни утопленника. Команды пограничной стражи и местные рыбаки до сих пор обшаривают берег, объявлена награда в сто рублей, как за него самого, так и за мертвое тело. Третий пункт: похищенные у Мировича бумаги тоже не обнаружены. По свидетельству уцелевших шведов, Лиделл не расставался с портфелем — коричневым, лаковым, крокодиловой кожи — но ничего подобного найти не удалось. Портфель тоже ищут, награда объявлена. Полагаю, интересующие нас бумаги, скорее всего, погибли вместе со шхуной.
— А понырять не пробовали, без-здельники? — Никифораки медленно багровел — коньяк и раздражение делали свое дело.
— Еще как пробовали, ваше высокопревосходительство. На место была вызвана команда водолазов из Кронштадта: погружались в течение трех дней, но все впустую! Там, видите ли, какие-то особо вредные подводные течения, илистое дно — мелкий предмет в момент унесет неизвестно куда, искать можно хоть до морковкиного заговėнья…
Генерал покачал головой.
— Что-то не внушает мне доверия эта бумажка. Вот что, ротмистр, займитесь-ка этим лично! Пусть обыщут там все еще раз, чтобы и землю и дно морское носами рыли! Составьте записку начальнику Кронштадтского порта — водолазные команды, кажется, в его ведении? — и передайте адъютанту, я подпишу.
И добавил, заметив, как обреченно покачал головой Эверт:
— Я понимаю, голубчик, вы устали, ну да уж потерпите, очень уж дело важное.
Ротмистр поднялся, привычно щелкнул каблуками.
— Да, и чуть не забыл, Антон Николаевич… На днях у наших кадетов заканчивается корабельная практика, и они возвращаются в Петербург.
Генерал повеселел:
— Собираетесь рассказать им, что у нас тут стряслось?