С превеликим трудом удерживаясь от того, чтобы заказать из гостиничного буфета бутылку коньяка и надрызгаться для успокоения нервов, Божидар принялся прикидывать, как, если припрет, он будет выбраться из города. Например, сесть на финский пароходик совершающий регулярные рейсы до Або. А то и вовсе нанять рыбацкую шхуну, добраться на ней до Ревеля или даже до Риги, а там рукой подать до германской границы. Впрочем, болгарин осознавал, что не решится на подобный риск, разве что дела пойдут совсем уж скверно.
С этими мыслями репортер провалился в сон. Из-под подушки торчал уголок портфеля — когда-то дорогого и солидного, а теперь безжалостно замызганного, исцарапанного, но по-прежнему, хранящего в кожаной утробе единственный шанс на спасение.
— Итак, вы утверждаете, что Сэмюэль Лидделл погиб на ваших глазах?
Божидар поежился — беседа все больше походила на допрос. Не так он представлял себе встречу с долгожданным спасителем, не так! Не было ни ободряющих похлопываний по плечу, ни заверений в беспокойстве о его, Божидара, участи… Эмиссар Сондерса сидел на стуле прямой, будто проглотил собственную трость. В движениях пальцев и выражении лица не угадывалось ровным счетом никаких эмоций — как и в глазах, спрятанных за круглыми стеклышками пенсне. На собеседника он смотрел, как лондонский клерк смотрит на чернильный прибор на своем столе. Впрочем, внешность гостя имела мало общего с клерком — скорее, он походил на представителя солидной похоронной конторы: черный сюртук и брюки, черный, как антрацит, котелок, аккуратно пристроенный на бюро, крупный черный агат в золотой булавке, прихватывающей черный же галстух.
— Никаких сомнений, мистер…э-э-э?
— Я бы предпочел пока обойтись без имен. — ответил «гробовщик». — Впрочем, можете называть меня «герр Шмидт». Это имя я назвал швейцару при входе.
Визитер старательно выговаривал фразы, имитируя шведский говор, но репортера, отлично разбиравшегося в акцентах любого уголка Европы, обмануть было трудно: гость — природный англичанин, скорее всего, из Лондона.
Он явился утром, всего через три дня после того, как телеграмма с воплем о помощи ушла в Стокгольм. Слегка поклонился Божидару — тот вспотел, услыхав стук в дверь, и встретил долгожданного визитера, сжимая в правой ладони, за спиной, «Дерринжер». К счастью, гость не стал протягивать руки для приветствия и проследовал в комнату, едва удостоив хозяина номера взглядом.
— Можете быть уверены, Лидделл погиб. — повторил репортер, пытаясь натянуть на физиономию приличествующую случаю грустную мину. — Это случилось на моих глазах, так что никаких сомнений быть не может.
— Но, как я понимаю, вы знаете, где сейчас те документы, что он держал при себе?
«Еще бы ты этого не понимал, — неожиданно зло подумал болгарин. — Не будь в телеграмме условленной фразы, означающей, что бумаги Мировича у меня, ты бы и шагу не сделал из своего Стокгольма!»
Но вместо этого ответил:
— Разумеется, знаю, герр Шмидт! На шхуне мы все время держались рядом, и когда русские взорвали судно, он успел перебросить портфель с бумагами мне. Больше я Лидделла не видел, а документы — вот они!
И подтолкнул к гостю потрепанный крокодиловый портфель.
Божидар тактично умолчал о том, что видел герметиста уже после взрыва, в воде. Несчастный захлебывался и готов был вот-вот пойти ко дну. Увидав рядом, в воде, болгарина, Лидделл, протянулся к нему — в правой руке он сжимал портфель. Божидар схватил за ручку, вырвал портфель у англичанина… скрюченные пальцы Лидделла вцепились в рукав, но репортер оттолкнул руку. Последнее что он видел — остекленевшие, полные ужаса глаза и пузыри воздуха, вырывающиеся из его разинутого в немой мольбе рта.
— С вашего позволения, я это заберу. — «гробовщик» потянулся за драгоценным портфелем, но Божидар перегнулся через стул и схватил драгоценное вместилище документов.
— Не так быстро, герр Шмидт, не так быстро! Сначала обсудим кое-какие условия.
Глаза за стеклами пенсне в упор уставились на репортера. Божидар отметил, что посланец Сондерса мигает редко, медленно, словно курица или рептилия.