Газеты, на все лады перемывавшие косточки пропавшему графу Румели, достаточно писали о его крутом нраве.
Смолянинов задумался, привычно скребя ногтями в бороде. Берта посмотрела на этот жест с несколько брезгливым выражением, и, Леонид Иванович немедленно одернул ладонь.
«За спиной, что ли руки держать…?»
— Вот и Эберхардт весьма неодобрительно отзывался об оккультистах. Не думаю, что это совпадение — по-видимому, он сообщил графу нечто такое, что заставило того относиться к этим господам с изрядной долей подозрения.
— Подозрения — это еще слабо сказано! — хохотнула Берта. — Отыщи Никола тогда этого «оккультиста» — тут бедняге и конец, прибил бы собственными руками!
«Знать бы еще, что рассердило графа Румели настолько, что он перестал сдерживаться. Вот и в письме к сыну граф упомянул о посланце оккультного ордена, который сильно ему досаждал, и это тоже происходило в Берлине! Что ж, письмо до некоторой степени подтверждает рассказ Берты — она ведь никак не могла знать, о его содержании. Или могла? В самом деле, что мешало графу Румели поведать своей пассии о принятых им мерах предосторожности — раз уж он доверил ей все остальное?»
— Как я понимаю, больше граф с Мирабилисом не встречался?
— Сыщики из берлинской конторы пытались пройти по его следу, но ни в Вене, ни в Праге такого человека не оказалось. Видимо, адрес был вымышленным, как и само имя.
— Вы ведь видели Мирабилиса в тот раз, в Берлине? Можете поподробнее его описать?
Берта снова прикусила губу, на этот раз всего на несколько мгновений.
— Худощав, не слишком высок, но и коротышкой его не назовешь. Волосы — темные, вьются, носит дымчатые очки, а потому глаз я разглядеть не смогла. Что еще? Нос прямой, лицо сужается к подбородку, но не вытянутое. Если бы не эти дурацкие темные стекла, его вполне можно было бы принять за священника. Одет в черный сюртук очень строгого покроя — такие носят по всей Европе, это вам ничего не даст. Ах да, трость! Она у него весьма приметная — черная, тяжелая даже на вид, с массивной серебряной ручкой в форме какого-то мифического существа — то ли тритона, то ли морского змея. Я тогда еще подумала: и охота таскать такую тяжесть?
— Может быть, акцент?
— Затрудняюсь ответить точно, но точно не из Франции. На немца или австрийца тоже не слишком похоже. Англичанин, возможно голландец — это уже ближе.
— Мирабилис, Мирабилис… — Смолянинов снова взялся за подбородок — все же, так легче думалось. — В переводе с латыни это означает «чудо-доктор». Смахивает на цирковой псевдоним, что довольно странно для человека, желающего выглядеть серьезным оккультистом. Несолидно, я бы сказал, отдает профанацией…
Берта с независимым видом пожала плечами, но отвечать не стала — мол, сказала все, что знаю, а дальше сами решайте.
— Пожалуй, вы правы… — помолчав, сказал Смолянинов. — Сейчас нам это все мало что дает. Вот окажемся в Европе, и можно будет поискать этого «Чудо-доктора» — глядишь и потянется ниточка! Впрочем, можно и сейчас кое-что предпринять…
И потащил из полевой сумки-планшета листок бумаги и копировальный карандаш[91] — он обзавелся новомодной новинкой, чтобы обходиться в дороге без перьев и чернил. Послюнявил кончик карандаша, от чего на губах появились лиловые отметины, и совсем было собрался писать, но вместо этого извлек из сумки свет странное приспособление, состоящее из двух наложенных друг на друга кружков плотного желтого картона. Кружки вращались на латунной оси; по краям их были нанесены цифры и буквы латинского алфавита и кириллицы.
В ответ на немой вопрос Берты Смолянинов пояснил:
— Это шифровальный круг системы генерала Альберта. Во время недавней войны конфедератов и аболиционистов в Североамериканских Штатах, такая вот штучка была в кармане у каждого связиста или разведчика. Служит, как вы уже догадались, для составления тайнописи.
— Любопытная вещица… — Берта протянула руку и Смолянинов отдал ей «шифровальный круг». — А как она действует?
— Видите ли, самые известные шифры построены на том, что каждая из букв алфавита заменяется какой-либо цифрой, символом, а то и другой буквой. Если записать таким образом сообщение — тот, кто знает, какими символами вы пользовались, с легкостью сможет его прочитать.
91
Известен как «химический» карандаш; для получения нестираемых следов в стержень «копировального карандаша» добавляли водорастворимые красители — эозин, родамин или аурамин. Вошли в употребление в начале 70-х голов 19-го века.