Выбрать главу

Обогнув свой дом, он направился к соседнему. Там, на первом этаже, жила тетка, которая приютила его полгода назад, когда, не выдержав побоев отчима, он удрал из дома и слонялся по улицам, ночуя по подвалам. Она нашла его, пожалела, привела домой, отмыла. Недели две Герасим жил у нее, как кот в мясной лавке. Жрал деликатесы, упивался фантой. Тетка, которую он называл Мадам, работала директрисой гастронома. Жирная, лет сорока пяти. Одинокая. Почему-то Герасим думал, что она хочет его усыновить. Но нет, у Мадам были другие планы. Однажды вечером она предстала перед ним в кружевном белье — эдакая дебелая нимфа. Поманив пальцем, посадила рядом с собой на постель, стала прижиматься, заигрывать. Гера, еще в детстве насмотревшись всякого, понял, чего она хочет. Вот тебе и плата за фураж.

Так Мадам стала его первой женщиной, а у него навсегда появилось отвращение к этим занятиям. Вскоре он огорошил ее условием: такса за сексогимнастику — тридцать долларов. Та подумала и согласилась. Кормила она его на убой. Вскоре стала приводить и подруг, желавших порезвиться с молодым зверьком. Гера ходил сонный, раздражительный, огрызался на каждое слово. Кочевал из своей квартиры к Мадам и обратно. Иногда вновь прятался по подвалам. Там хоть можно было спокойно выспаться. И никто не лез ни в душу, ни к телу.

Однажды, когда он дрых на рваном матрасе, его разбудил луч фонарика.

— Ты-то мне и нужен, — произнес он насмешливо, но Гера почему-то сразу понял: бить и приставать не будет. Тем не менее взбрыкнул:

— Чего надо? Отлезь.

— Хочешь машины «бомбить»? Войдешь в долю.

— А как это?

— Научу.

Так он познакомился с Симеоном. Работа предстояла не слишком пыльная, даже интересная и азартная, требующая особой ловкости. Пока Сима и его приятели сидели в двух тачках на стреме, Герасим вышибал кирпичом ветровое стекло в намеченной машине, влезал в салон, вытаскивал автомагнитолу и «делал ноги». Сима подбирал его на перекрестке, машины мчались прочь. Но как-то раз произошла осечка, чуть не стоившая ему жизни. В «иномарке» сработала сигнализация, и из подъезда выскочил здоровенный бугай, когда Гера еще копошился в салоне. Едва увернувшись от растопыренных лап, мальчишка помчался к поджидавшей его тачке, но Сима, зараза, рванул с места, не дожидаясь своего юного напарника. Гера успел каким-то чудом прыгнуть на багажник, зацепиться и проехаться таким образом несколько кварталов. И только после этого машина затормозила, а «бомбист» перебрался на заднее сиденье. После этого случая Герасим охладел к подобным приключениям, но еще несколько ночных вылазок вместе с Симой все же совершил. Тот как-то и познакомил его с Коржом, назвав «способным пареньком, к которому стоит приглядеться».

Сейчас «способный паренек» стоял в наполненной запахом хвои ванной, куда отправила его Мадам, впустив в квартиру. Но перед тем как залезть в горячую воду, он отковырял снизу под раковиной плитку, вытащил из углубления целлофановый пакет и доложил туда полученные недавно доллары. Сумма была внушительной — около пяти тысяч баксов. Замурлыкав какую-то мелодию из мультфильма, Гера погрузился в ароматную пену.

4

Карина проводила дочь до порога школы и шутливо погрозила пальцем. Все формальности с зачислением в седьмой класс были улажены еще вчера. Оставшись одна и постояв немного в нерешительности, она все же вошла следом. Из головы у нее не выходил этот странный мальчик. Было в нем что-то путающее, какая-то притаившаяся в черных глазах опасность.

Кабинет директора располагался на втором этаже. Несмело постучав, Карина зашла. Пожилой человек с орденской планкой на пиджаке, оторвав от бумаг взгляд, приветливо улыбнулся.

— Все-таки, не послушались моего совета — продолжаете водить дочку за руку до самого класса? А как же самостоятельность? Поверьте старому педагогу лишняя опека над ребенком только вредит.

— Да-да, Вы правы… Но я по другому поводу. Извините, не знаю, как и сказать, — сбивчиво произнесла Карина.

— Вас что-то беспокоит? — Директор посерьезнел. — Да Вы садитесь.

— В нашем доме живет один мальчик. Наверное, Галиного возраста. Очевидно, он тоже учится в вашей школе. Милый такой, лицо как у ангела. Кажется, немного прихрамывает… — Карина рассказала о недавней сцене в лифте. Потом добавила: Может быть, я сгущаю краски, но у меня какое-то тревожное предчувствие. Поймите меня правильно.

Директор нахмурился и забарабанил по столу пальцами.

— Я знаю, о ком Вы говорите, — произнес он. — Его фамилия Диналов. Герасим Диналов, седьмой класс. Вот только не представляю, будет ли он в этом году посещать школу, или нет. И в прошлом-то ходил от случая к случаю. Надо было бы отчислить, но мы его перевели, потому что парень он чрезвычайно способный. Знания схватывает на лету, отменная память. Говоря откровенно, по уровню умственного развития он на голову выше своих сверстников. При желании мог бы вообще закончить школу экстерном. Даже поступить в институт. У него особая тяга к точным наукам, но и другие учителя-предметники не жалуются: хватает пятерки по литературе, по истории. Видите ли, у Геры особый, аналитический склад ума, он умеет видеть, слушать, запоминать информацию, препарировать ее, оценивать, выбирать самое главное и делать правильные выводы, как взрослый человек. Его однокашникам это пока не дано. Они все еще дети, а он — маленькая личность. Маленькая в смысле физического развития. На моей памяти, а я уже почти пятьдесят лет в педагогике, подобных вундеркиндов встречалось мало. С десяток, не больше. Это — как золотые зернышки, которые надо бережно выращивать. Я бы пророчил ему большое будущее, если бы… — Директор замялся.

— Если бы что? — спросила Карина. — Вы нарисовали портрет почти идеального ребенка.

— Он не ребенок. В его детском теле живет взрослый, умный, жестокий человек. Не знаю, когда и почему он стал таким. Возможно, моя вина, школы… Что-то упустили, проглядели. Родители? Наверное, и это. Его отец повесился два года назад. Мать с отчимом пьют. Опять же улица, подвалы. Компании. А телевизор? Это же сущее окно в дьявольский мир. Вы представляете, как оно влияет на психику ребенка? Герино поколение нарочно развращают, зомбируют. Практически уничтожают будущее поколение полноценных и нормальных людей. Вот и в нем, в Диналове, что-то сломалось, треснуло. Поломка очень серьезная, и я разделяю Ваше беспокойство. Это и моя боль, поверьте. Жалко парня. Трудно что-то сделать в одиночку, когда все вокруг летит в тартарары.

Директор тяжело вздохнул, ослабив узел галстука. Тут только Карина заметила болтающуюся на пиджаке пуговицу, пятнышко на воротнике белой рубашки, нервно подрагивающие пальцы и беспомощность, сквозившую во взгляде выцветших голубых глаз.

— Значит, надо как-то помочь ему, — мягко сказала она.

— Конечно, — согласился директор. — Знаете, я предлагал ему жить у себя. У меня двухкомнатная квартира, я одинок. Жена умерла десять лет назад. Он отказался. А вообще-то ему место не в нашей школе, а в каком-нибудь привилегированном колледже. Были бы у меня деньги, ей-богу, не пожалел, послал бы его в Англию. А то ведь там теперь обучаются дебильные отпрыски «новых русских», политиков, воров. Не будет из них толку, нет. Печально и горько. И страшно. Что нас всех ждет в будущем? Полный крах, никакого просвета…

Прозвенел звонок, и коридор наполнился детским визгом и гамом.

5

Свой рабочий день Владислав Драгуров всегда заканчивал одной и той же фразой: «Благодарю, съемки окончены, все свободны!» Но, произнося эти слова, он обращался к расставленным на стеллажах, протянувшихся вдоль стен, на специальных столах и верстаках куклам. Деревянным, пластмассовым, гипсовым, восковым, металлическим. Выточенным из слоновой кости, бронзы и мрамора. Крошечным, величиной с наперсток, и огромным, вроде поднявшейся На задние лапы гориллы. Они глядели на него разноцветными немигающими глазами, с застывшими улыбками или гримасами, неподвижные и безмолвные. С печальными, веселыми, сердитыми, утомленными, жестокими, трогательными лицами и мордами. Некоторые из кукол могли «оживать», если Драгуров копался во внутренних механизмах, трогал колесики, пружины, шестеренки, припаивал электронные платы, чинил испортившиеся микросхемы, подсоединял блоки питания. Таких современных игрушек здесь было больше трети. Остальные — обычные, дорогие своим владельцам по каким-то особым причинам и потому не выброшенные на помойку, а дожидавшиеся ремонта.