Пернатый улучил момент, резко, как распрямившаяся пружина, вскочил на ноги и перемахнул через загородку.
— Стой! Лови его! Пернатый удирает! — закричала одна из «обезьян» голосом Геры.
Он бросился за главарем «живчиков». Но тот, петляя между деревьями, набрал такую скорость, что погоня быстро закончилась.
— Пустой номер, — махнул рукой Герасим, сдирая с лица маску. — Его теперь и на мотоцикле не догонишь. Так и будет шпарить до окружной дороги.
Они вернулись назад, а в беседке было уже все кончено. Поверженные, стонущие «живчики» сбились в одну кучу возле опорного столба. Возле них, как часовые, стояли «обезьяны» с палками.
— Скидывайте с себя все, до последней нитки, — приказал пленным Гера. И угрожающе поднял палку:
— Считаю до трех.
Те стали поспешно разоблачаться. Когда они остались нагишом, поеживаясь от холода, Гера показал на кучу тряпья:
— Дылда, облей это собственной мочой — она у тебя на девяносто процентов из керосина — и подожги.
— Зачем? Я бензинчик припас! — вставил Жмох.
— А что с ними будем делать?
— Ничего. Пойдут домой голыми. Жаль, Пернатый утек.
— За них выкуп полагается. Надо девок отодрать, что ли? — заспорил Кича. Вон та, чернявая, — моя.
— Делайте что хотите, — согласился Гера. — Только поскорее, времени в обрез.
— А потом мы их в говне вымажем. Тут рядом помойка классная, кучи этого добра, — засмеялся Кент.
Пока горел костер, а «обезьяны» развлекались, Гера ткнул палкой Татарина и спросил:
— Кто пробил Свете голову? Ты?
— Нет! — испуганно сжался тот. — Пернатый.
— Так я и знал. Ладно, он мне еще попадется в руки.
— Смотри, как бы ты ему не попался! — зло прошипел Гусь, левый глаз которого уже заплыл так, что не открывался.
Гера рассмеялся, помахивая палкой.
— Я против вас всегда наверху буду, — ответил он. — Запомни, Гусек. Так ему и передай при встрече.
Луна, скрывшись за тучами, была больше не нужна. Языки пламени и так достаточно хорошо освещали искаженные лица.
Галя открыла дверь, но на площадке стоял не отец, а какой-то незнакомый пожилой мужчина, жилистый, в байковой рубашке. Галя испуганно отпрянула назад.
— Не боись, не трону! — осклабился тот, дохнув перегаром. — Я к твоим родичам.
— Мама! — позвала Галя, не спуская глаз с рук мужчины, по локоть украшенных татуировкой: там были и кресты, и ножички, и фигурки людей, и змеи, а на костяшках пальцев она прочитала имя владельца тела: «ВОВА».
— Нравится? — спросил Вова, заметив ее любопытный взгляд. — Могу и тебе такое же сделать.
Не дожидаясь приглашения, он прошел мимо девочки в коридор. Появившуюся Карину приветствовал развязным смешком, и та узнала в нем сивушного мужчину с пятого этажа — отчима Геры. Что ему тут надо?
— По делу! — опережая ее вопрос, произнес Вова. — Куда здесь пройти можно, чтоб поговорить без свидетелей? — Он покосился на Галю и подмигнул ей.
— Что Вам угодно? — растерянно спросила Карина. — Зачем Вы сюда пришли?
— Затем! — грубо отозвался Герин отчим и направился на кухню. Там он развалился на стуле и потянулся к недопитому стакану чая. — Иди сюда, че застряла-то?
— Ступай к себе в комнату, — кивнула Карина дочери. — Мы разберемся.
Она почему-то подумала, что мужчина пришел просить денег. Таким всегда не хватает на водку.
Только он ошибся адресом. Тут благотворительностью не занимаются.
Герин отчим тем временем закурил, сплевывая крошки табака на пол.
— Садись! — приказал он. — Разговор будет долгим.
— Нет, коротким, — возразила Карина. — Потрудитесь объяснить свой приход в двух словах. А потом убирайтесь. И здесь не курят.
— А муж твой где? — продолжая дымить, спросил Герин отчим. — Ну, это не важно. Справно устроились. Мебелишка чешская?
— Пришли сюда интерьер обсуждать? А цвет обоев Вас устраивает или заменить?
— Да ты не злись. Я сам лютый бываю. Не буди лиха, пока оно тихо, поняла? Вчера ты заходила насчет Герки. Зачем?
— Дочку свою искала. Думала, они где-то вместе. А что? — Карина все больше терялась под его взглядом. Мужчина вызывал и отвращение, и страх, и жалость, и даже смех, — все вместе. Он не был ни безобидным, ни грозным — каким-то никаким, способным, тем не менее, на все.
— Мне сказали, сейчас он в больнице. Пацаны во дворе вякнули. В окно прыгнул, между прочим, из-за твоей дочери. А может, она его и пихнула туда. Разумеешь? Малыш теперь калекой останется на всю жизнь.
— Этого не может быть! — опешила Карина.
— Че не может? — выкрикнул отчим. — Да у него все руки-ноги переломаны! Зови дочь, пусть подтвердит. Зови-зови, барышня.
Карина не успела даже крикнуть дочери: та уже стояла возле двери. Выглядела спокойно, только побледнела.
— Это правда, мама, — негромко произнесла Галя.
— Так получилось. Он прыгнул, но ничего не сломал.
— Из-за тебя?
— Я… пошутила.
— Ничего себе шутки! — сердито фыркнул отчим.
— Да я могу в суд подать! Однозначно. Ясно?
— Иди к себе, — потребовала Карина. — Поговорим после.
Когда за Галей закрылась дверь, она повернулась к мужчине:
— Вашему Герасиму место в дурдоме, — отчетливо произнесла она. — А по Вам нары плачут.
— Чего-чего? — Он стал приподниматься со стула.
— Сколько Вы хотите, чтобы покончить с этой историей?
Карина насмешливо наблюдала за тем, как в голове мужчины заработал счетчик.
— Костыли… лекарство, усиленное питание… — забормотал он, закатив глаза к потолку. — Короче, штука.
— Штука чего? — не сразу сообразила Карина.
— Да уж не деревянных. Тысячу баксов, — усмехнулся отчим.
Вновь раздался звонок в дверь. На этот раз, судя по всему, вернулся Владислав.
— Хорошо. Пусть это останется между нами, — поспешно согласилась Карина, хотя и не представляла, где возьмет столько денег. Но сейчас ей хотелось, чтобы этот человек поскорее ушел.
— Можешь отдавать частями, — сказал отчим и нахально потрепал Карину по плечу.
Глава шестая
У Геры имелось еще одно убежище, где можно было спокойно выспаться и где он хранил некоторые личные вещи, — на пустыре, возле замороженной новостройки, в укрытом фанерными щитами канализационном люке. Там проходили трубы теплоцентрали, было довольно сухо и вообще сносно. Гера приспособил для сна пару картонных ящиков, подушку и одеяло, держал запасы питья и консервы. О логове своем никому не рассказывал. После разборки с «живчиками» ему не хотелось возвращаться ни в больницу (да его бы и не пустили ночью), ни домой (еще неизвестно, как поведет себя отчим), ни к Филиппу Матвеевичу, ни к Мадам оба станут приставать, один с душещипательными беседами, другая потащит в койку. Какая ему от этого радость?..
Уже под утро Гера почувствовал, как наверху кто-то ходит, продавливая фанерные щиты. Затем крышка люка начала сдвигаться. Окончательно проснувшись и напрягшись всем телом, он сунул руку под подушку. Конечно, от газового пистолета Магомета толку было мало, но бежать отсюда все равно некуда. Может быть, лезет какой-то бомж, так хоть напугается. Притворяясь спящим, Гера, неплотно смежив веки, следил за спускающимся по скобам человеком. Кожаные ботинки, приличные брюки, фонарик в руке — нет, это не бродяга. И не мент. Труп сюда хотят сбросить, что ли? Приятное будет соседство, станет с кем поболтать на досуге.
— Эй, кто тут? — тихо спросил мужчина.
Пучок света скользнул по картонным ящикам, над. мальчиком нависла темная фигура. «Хрен с ним, сам напрашивается!» — подумал Гера и выхватил пистолет. Но выстрелить успел только два раза, прямо в лицо человеку. Незваный гость перехватил его руку и заломил кисть. Пистолет выпал, а Гера чуть не взвыл от боли, чувствуя, как трещит кость. У обоих начали слезиться глаза и запершило в горле.
— Дурак, чумовой, сука! — зарычал мужчина, откашливаясь. Кисть он держал крепко, а в люке было так тесно, что не размахнешься ни рукой, ни ногой. — Да не дергайся ты, не то шею сломаю! Это ж я, Симеон.