Но избранной, той, что была предназначена для такой жизни, стала я. И мне пришлось идти по стопам моей прародительницы Виктории, самой известной женщины – охотницы на вампиров из когда-либо живших.
Естественно, Мине Холмс с ее стальным желудком недоставало физических качеств, которые хранили меня от опасностей темных переулков. Она, может, и отличалась блестящим умом, но я была быстрее, сильнее и обладала способностью чувствовать присутствие вампиров, о чем предупреждал неприятный холодок на шее. Это хоть немного утешало. Когда кэб мисс Холмс проехал по мокрому булыжнику и исчез из вида, оставив меня с ночью наедине, я закрыла глаза и прислушалась к знакомым звукам спящего Лондона. Слышался негромкий шум, который сопровождался гулом блуждающего по улице ночного прожектора. В соседнем квартале заскрипели тяжелые ворота уличного лифта. В воздухе пахло мокрой травой и угольным дымом, а еще извечным смрадом сточных вод – затхлых и гнилых.
– Чего-то ждете? – раздался у меня за спиной мужской голос.
Я резко открыла глаза и едва смогла подавить вздох удивления.
– Ждала, когда вы покажетесь, – ответила я, не оборачиваясь.
Хотя мое сердце колотилось, голос оставался спокойным и ровным. Я потянулась в карман юбки, который оттягивал своим весом пистолет.
От его низкого раскатистого смеха у меня по шее побежали мурашки. И это было почти… приятно. Совсем не похоже на зловещее предупреждение о приближении вампира.
– Признайся, детка, – он говорил на настоящем кокни[15], – ты меня не засекла, пока я не начал болтать.
Я обернулась, вглядываясь в тень. И заметила его в темном укромном уголке у стены, укрывшегося за небольшим кустом. Я могла разглядеть лишь контуры его фигуры на фоне резких линий кирпичной кладки, но больше никаких деталей, только край головного убора.
– Верно, – согласилась я. – Ни ваше присутствие, ни ваше отсутствие меня не тревожит.
Мое сердце билось с бешеной скоростью, а по венам вместе с кровью циркулировало предвкушение: наконец-то начинает происходить что-то интересное.
Что-то опасное.
Он снова усмехнулся и немного сдвинулся. Луч лунного света упал на его кепку и, скользнув по лицу, задрожал на плече, укрытом тканью длинного развевающегося пальто. Я мельком увидела его темную бровь и изгиб улыбки.
Человек вышел из темноты. Он оказался высоким и широкоплечим, я невольно отметила чисто выбритый квадратный подбородок. И хотя я видела только общие контуры его лица, по голосу и манере держаться мне стало ясно, что он ненамного старше меня.
– Может, ты ждала, что появится еще кто-нибудь? Например, красавец, залитый лунным светом?
Холод пистолета в кармане успокаивал, но я не видела необходимости его доставать. Еще никогда в жизни мне не было так интересно. Даже при условии, что моя подготовка еще не была завершена, я с легкостью могла противостоять обычному человеку.
– Просто дышу ночным воздухом, – ответила я.
«Почему я все еще стою и разговариваю с ним? Если только…»
– А вы зачем притаились здесь в это время суток? Должно быть, задумали что-то недоброе?
Он снова улыбнулся. На этот раз я мельком увидела белые зубы и ямочку на правой щеке.
– Да я вообще недобрый, мисс Стокер, – произнес незнакомец низким, бархатистым и каким-то тусклым голосом.
Меня охватил неожиданный трепет – но только потому, что он знал мое имя, а вовсе не из-за того, как его голос окутывал меня, вызывая отклик где-то глубоко внутри.
– Похоже, у вас есть преимущество, юноша.
Однако молодой человек, который уже несколько лет как не был юношей, не отреагировал на мое детское оскорбление.
Он снова разразился низким, раскатистым смехом:
– Иметь преимущество перед охотником на вампиров – это достижение, не правда ли?
На этот раз покалывание в позвоночнике было не таким приятным. Он не только знал мое имя, но и был в курсе тайной части моей жизни. Я сомкнула пальцы на прохладной рукоятке своего пистолета.
– Что вам нужно? – спросила я напрямую, чувствуя, что теряю превосходство, если оно вообще у меня когда-то было.
Он, видимо, заметил перемену в моем поведении, потому что его голос зазвучал более настойчиво:
15
Кокни – специфический диалект, на котором традиционно говорят представители лондонских низов, а также их пренебрежительно-насмешливое прозвище.