Подобную двойственность характера Лаз мог объяснить только одной вещью, сколько бы не ломал голову. Однако ему всегда казалось, что этот вариант слишком неправдоподобен. Вот только оказалось, что иногда даже самые абсурдные возможности могут оказаться правдой.
– Я хотел поговорить с тобой о Лани, – глаза Сарифа были направлены прямо на собеседника, на лице не было ни сильной бледности, ни румянца, парень был предельно серьезен. Лаз внутренне зааплодировал, Эльфу явно приходилось привлекать всю свою выдержку, чтобы поддерживать подобное состояние тела и разума.
– Садись, – мальчик снова опустился в свое кресло, указав другу на соседнее, не такое глубокое и мягкое, но все равно очень удобное. – Я тебя внимательно слушаю.
– Да… Лани тебе наверняка рассказала, что произошло пару недель назад, когда ты впервые отправился к тому мастеру боя, да? – мальчику стоило огромного труда не улыбнуться, потому как историю с бутылочкой он и правда знал и считал уморительной, а разговор явно должен был быть серьезным.
– Рассказала. И что же ты хочешь мне сказать? – Лаз поймал себя на мысли, что сейчас, сидя в глубоком кресле, с Принцессой за плечом, вот так обращаясь к сидящему напротив нервничающему парню, он очень напоминает себе крестного отца из старого земного фильма. Осталось только кошку на колени и красную розу в петлицу.
Эльф долго молчал. Пожалуй, даже слишком долго. Почти слышалось, как вертятся у него в голове шестеренки и свистит выходящий из ушей пар. Но помогать ему Лаз даже не собирался, хотя прекрасно знал, что именно ему хотят сказать.
Теперь стали понятны все биполярные странности парня. Он-то думал, что Эльф просто втрескался в его сестру юношеской, проходящей любовью и растянулось это на год с гаком только потому, что у парня не хватало смелости что-то сделать с ситуацией. Но нет, тощий белобрысый Сариф учился на высшие баллы, дрался, ввязывался в бессмысленные авантюры, взял на себя одиннадцать лишних часов занятий именно ради Лани. Не из-за нее, а ради нее. Из-за девушки можно спрыгнуть с крыши гаража, можно отправиться в другую страну, можно потратить последние деньги на цветы, можно набить кому-нибудь морду, но из-за девушки никто не будет целый год трудиться в поте лица, иногда забывая про сон и еду.
Глядя на него сейчас, Лаз понимал, что на деле все серьезно, что парень влюбился по-настоящему. Он помнил этот взгляд. Точно такой же был и у него самого, когда Семен Лебедев пришел к родителям Евгении Найман, просить ее руки и сердца. Единственной разницей между тем разом и этим было то, что теперь уже он оказался на месте отца Жени, проводившего интервью с потенциальным зятем. Тогда Александр Робертович допрашивал его больше часа, несмотря на то, что знал Семена с самого детства. Лаз не собирался заходить так далеко, но Сарифу все равно придется самому все сказать.
– Лазарис, – начало было хорошее. – Я хочу сказать, что люблю твою сестру! – Принцесса издала недовольный клекот, когда ее сон снова прервали громким голосом. Эльф выглядел так, словно только что закончил бежать марафон: тяжелое дыхание, отдышка, трясущиеся руки… эта короткая фраза забрала все его силы.
– Я знаю. Ты совсем не умеешь скрывать свои эмоции. – Лаз хотел было продолжить играть крестного отца, но видя, в каком состоянии находится Сариф, сжалился над парнем и перестал строить из себя сурового дона. Придвинув свое кресло поближе к Сарифу, он, уже куда более мягким голосом спросил: – Но почему ты вдруг решил сейчас об это мне сказать?
Пару секунд висела чуть липковатая тишина. А потом Эльфа вдруг прорвало.
– Из-за Штучки! – У него явно накипело. Да и ничего удивительного: Мари, в отличие от Лаза, который только улыбался, глядя на молчаливое обожание, которым Сариф окружал его сестру, никогда не упускала момента, чтобы подколоть парня, иногда достаточно жестоко. – Эта рыжая стерва лезет куда ее не звали! Какое она вообще имеет право выставлять на показ чужие чувства и мысли!? Тем более перед Лани! Она тогда снова посмеялась надо мной, а я задумался: с какого перепугу я вообще все это терплю? – тут голос Эльфа вдруг затих и посерьезнел, первая вспышка гнева прошла, уступив место рассудку. – И потом вдруг понял. Потому, что она, черт побери, права! Я больше года не могу решиться признаться любимой девушке в своих чувствах, хотя уже едва не каждая собака об этом знает! Если это не заслуживает насмешек, тогда что заслуживает?