Наконец, он сам мог обнаружить тайные ходы. После ежедневных медицинских осмотров, доктор обычно бродил по всему замку. Слугам он объяснял это наследственным увлечением архитектурой. Почему бы ему не забрести в один из переходов, где валялись недочитанные книги, а пол был густо закапан воском от свечей?
Что такое счастье?
Для нас с Элизой счастьем было постоянно быть друг с другом, иметь кучу слуг, отменное питание, уединенный, забитый доверху книгами замок и свой «астероид», покрытый, насколько хватало глаз, яблоневым садом.
Счастьем было развиваться как составная часть уникального единого мозга.
Случалось, мы лапали друг друга, тесно соприкасались, но исключительно из интеллектуальных побуждений. По правде говоря, Элиза полностью оформилась к семи годам. А я достиг половой зрелости лишь во время последнего года обучения на медицинском факультете Гарварда. Мне тогда исполнилось двадцать три.
Телесный контакт с Элизой только усиливал взаимопроникновение мыслей. Так рождался гений, который погибал, как только мы разъединялись, и появлялся вновь при контакте.
Мы не думали о том, что по отдельности наши умы неполноценны. Например, читал и писал за двоих только я. Элиза до самой смерти оставалась неграмотной. А вот по части интуитивных скачков в неведомое главенствовала Элиза. Это она решила, что для нашей же пользы будет лучше притворяться кретинами, но научиться ходить в туалет. Элиза догадалась, для чего предназначались книги и что означали едва различимые пометки на полях. Именно Элиза почувствовала какую-то несоразмерность в комнатах и коридорах замка. Мне оставалось только методично, метр за метром, все измерить, обстукать панели стен и паркет отверткой и кухонными ножницами. Мы искали выход во внутренний скрытый мир — и нашли его.
Так-то вот.
Да, читал за двоих я. Сейчас мне кажется, что тогда не осталось ни одной книги, изданной до Первой Мировой войны на индо-европейском языке, которую бы я не прочитал вслух.
Запоминала за двоих Элиза. Она решала, что нам изучать дальше. Только Элиза могла соединить две, на первый взгляд, не имеющие ничего общего идеи и получить новую.
Элиза умела сопоставлять.
Большая часть поглощаемой нами информации безнадежно устарела. Ничего удивительного, ведь после 1912 года новые книги редко попадали в замок. Кое-какие книги не имели временных ограничений. Часть книг была откровенно глупа, вроде танцев, которым нас учили.
Хотите, изображу точную историческую версию тарантеллы прямо на развалинах Нью-Йорка? Достоверность и презентабельность гарантируются!
Я часто задаюсь вопросом, были ли мы с Элизой действительно гениальны?
И всегда отвечаю: да. Я не боюсь выглядеть хвастуном, ведь я был всего лишь составной частью изумительного разума. Более того, нас никто не учил.
Вспоминаю, как нам нравилось критиковать эволюционную теорию Дарвина. Только подумайте, какими уязвимыми становились особи, решившие эволюционировать. Пока они из кожи вон лезли, отращивая мощные крылья или броню, их за милую душу могли сожрать более практичные собратья, которые плевать хотели на прогресс.
Нам принадлежит, по крайней мере, одно точное предсказание. Настолько точное, что аж жуть берет.
Слушайте: началось все с загадки, как это древним людям удалось воздвигнуть пирамиды в Египте и Мексике, огромных каменных идолов на острове Пасхи и доисторические столбы в Стоунхендже. Ведь у них не было современной техники и приспособлений.
Из чего мы делаем заключение: в те стародавние времена бывали дни слабого притяжения. В эти дни люди и расправлялись с огромными каменными глыбами, будто это были детские кубики. Мы даже пришли к выводу, что длительные периоды устойчивого притяжения не являются нормой для земных условий. Мы предсказали, что в любой момент земное притяжение может стать таким же капризным и непостоянным, как жара и холод, направление ветров, снежные бури, ливни и ураганы.
Да, а еще мы с Элизой первыми пришли к мысли о несовершенстве Конституции Соединенных Штатов Америки. По нашему мнению, она была заурядным руководством по нищете и страданиям. Дело в том, что весь успех кампании по поддержанию у простых людей чувства гордости и счастья — в разумных рамках — зависел от самих людей. В руководстве, именуемом Конституцией, не давалось никакого совета, как людям стать грозной силой в противовес властям. Мы решили, что, очевидно, составители Конституции просто не заметили простых людей, у которых не было ни большого состояния, ни влиятельных друзей, ни выборных должностей. А ведь именно эти люди несут в себе истинную силу и красоту.