Если устройство было особенно интересным, он не брал денег с посетителя. Искусный механик и гравер, Тадеуш часто говорил, что часовое дело – такое же искусство, как скульптура или живопись. Посетители любили его, потому что он любил свою работу. Люди съезжались к нему со всей страны, чтобы воспользоваться его умениями… и заплатить куда меньше, чем в любом другом месте.
Роберт знал, как талантлив папа, и хотел вместе с ним открыть лавку там, где бы платили по справедливости. Или же остаться здесь, но чинить не только часы, а еще и старых зоомеханоидов и двигатели дирижаблей. Однако Тадеушу вполне хватало тихой жизни часовщика.
В последнее время Роберту казалось, что ему вечно суждено быть в подмастерьях. Он очень переживал, ведь у него совершенно ничего не получалось.
Он считал себя полнейшим неумехой. Роберту было уже тринадцать, а все усердные попытки освоить часовое мастерство оказывались тщетны: ему не давалась ни тонкая работа с миниатюрными устройствами, ни даже общение с посетителями.
Однако так было не всегда. В детстве он был способным учеником, проворным и ловким, но потом отчего-то стал неуклюжим. Роберт терял инструменты и случайно ронял шестеренки прямо в щели в полу.
Взять хотя бы сегодняшнее утро – немногим после приключения со странными людьми он сломал дорогие каретные часы. Случайно сорвал пружину, потому что размышлял о механическом лисе и необычном дирижабле и, только очнувшись, увидел, что зубчатое колесо слетело.
– Ну сколько можно повторять? – раскричался Тадеуш (по подсчетам Роберта, этот раз был сто тринадцатым). – Семь с половиной оборотов. Один завод – семь с половиной оборотов! – Папа почти никогда не повышал голос, но тут не сдержался: – Теперь придется разбирать барабан и полностью его ремонтировать. Да одни новые детали будут стоить больше, чем мне заплатят!
– Прости, – пробормотал мальчик, – я неправильно посчитал.
Тадеуш снял очки и потер переносицу:
– Пойми, Роберт: сложно найти вещь столь же хрупкую, как часы. Будь внимательнее.
Мальчик вздохнул, и папа, сжав его плечо, сказал:
– Ничего, сделаем мы из тебя часовых дел мастера. А сейчас поработай-ка немного за кассой, наберись уверенности.
Роберт согласился, но «немного» превратилось в два долгих часа, потом в три… И все это время в его голове как заведенные крутились лис, серебряный корабль и толстяк с зеркальными глазами.
Наконец рабочий день закончился. Роберт тут же надел пальто, шапку с шарфом и отправился на поиски лиса.
Он вновь миновал церковь, кладбище и мощенную булыжником улицу с домами работников аэростанции. Чтобы скорее добраться до переулка Пинчера, мальчик пошел кратчайшим путем – по заросшей тропинке. Свет в окнах домов не горел. Роберт внимательно осматривал темную улицу, пытаясь найти место, где мог бы спрятаться раненый лис. Тут он увидел за открытыми воротами старый деревянный сарай – идеальное место для укрытия. Роберт зашел во двор, перелез через гору заржавевшего инвентаря и очутился у сарая.
Замок был сломан – причем недавно, судя по болтавшейся на двух гвоздях петле и свежим следам от когтей и зубов над дверной ручкой. Роберт толкнул дверь и осторожно пробрался внутрь, прикрыв рот рукой, чтобы не надышаться пылью.
Вдоль стен лежали доски с облупившейся краской, на полу валялись пустые коробки, старый стол был заставлен бутылками, на полках громоздились кучи пожелтевших газет, а с потолка свисала пыльная паутина.
Роберт осмотрелся в поисках лиса и вдруг заметил под кучей коробок потрепанный хвост.
Мальчик обошел старый сундук и увидел лиса с торчащей клочьями шерстью. Он свернулся калачиком на сыром матрасе и смотрел в пустоту стеклянным взглядом. На шее у него висел мешочек и ключ. Роберт подобрался ближе, но лис даже не шелохнулся: у него кончился завод.
Глава 4
Лили потирала озябшие руки, пытаясь согреться в ледяном холоде угольного подвала.. Глаза ее окончательно привыкли к темноте, и она заметила, как сквозь вентиляционную решетку в потолке пробивается тусклая полоска света. Оторванная рука в груде угля мягко заблестела, и Лили догадалась, что это не человеческая конечность, а механическая. Видимо, несчастную служанку наказали за какой-то проступок. Ужасно!
Как бы плохо ей ни было, машинам живется хуже, думала Лили. Она уставилась на бетонную стену, на которой виднелись отпечатки ладоней других узниц.