Механическое сердце
Механическое сердце
Виктории было восемнадцать, а Виктору - тридцать два. Она была юна и прекрасна, а он - измучен войной.
Она не хотела выходить замуж, а он - жениться. Виктор искал подходящую партию, потому что требовалось обеспечить наследников умирающему роду, а Виктории попросту не оставили выбора. Он был хорошо обеспечен, а она отправлялась под венец бесприданницей. И единственный факт, который мешал назвать их брак мезальянсом состоит в том, что их рода часто роднились и по древности и знатности не уступали друг другу.
Если бы Викторию спросили, довольна ли она весьма успешной партией, она бы ответила, что нет. Не получившая подобающего образования для леди её круга она, тем не менее, более всего на свете любила читать, и подобно всякой леди мечтала о настоящей любви. Но если бы её спросили, любит ли она своего мужа, она бы без колебаний сказала 'да'.
Её муж был человеком неоднозначным. И невыразимо далеким, недостижимым для неё. Она не знала, почему получалось так. Потому ли, что они не спали как муж и жена? Или потому, что он считал себя выше неё... или его мучили призраки давно отгремевшей войны?
Виктория знала, что её муж был военным и дослужился чуть ли не до высших чинов. Хорошее место в военном совете не позволила занять тяжелая травма, после которой он был списан из армии на гражданку. И порой, когда они выходили в свет - в оперу или на очередную выставку талантливого художника - она ловила сочувствующие взгляды. Но сочувствовали вовсе не мужу, нет. Сочувствовали ей.
'Этот мужчина не имеет сердца, ' - сказала когда-то баронесса Уотсон.
А Виктория не понимала. Не понимала, как этот мужчина мог прослыть бессердечным. Она бы не назвала его улыбчивым пронырой и мотом или душой компании, хотя как знать, может быть он был таковым когда-то. Когда-то давно. До войны. Сейчас он собирал отросшие волосы в хвост, часто хмурил свои кустистые брови и опирался на трость из слоновой кости. Он был мрачен и мало говорил, но...
Он был добр к Виктории.
Когда спросил, почему же она выходит в одном и том же платье второй день к ряду. А когда узнал, что из приличных нарядов у неё только это и осталось, съездил с ней к модистке и заказал с десяток: для верховой езды, для дома и для выхода в свет. Он щурился, словно на солнце, и улыбался одним уголком рта, когда она извлекала фальшивую мелодию из клавесина. Она паршиво играла, но он все равно приходил слушать её композиции. А она так старательно училась, так старательно заучивала мелодии... Но по настоящему ему нравились её пейзажные зарисовки акварелью. Она всегда брала эти пейзажи из собственного воображения и воплощала на бумаге. Но однажды он специально вывез её на природу. Попросил сделать зарисовку именно этого места. Сказал, что когда был еще мальчиком играл в этом поле с отцом, а мать ждала их под вековым дубом, читая очередной роман.
Виктор всегда был с ней мил. Хотя и никогда не рассказывал о том, что было на войне. Он никогда не виделся с сослуживцами, не доставал свои медали, хотя Виктория знала, что их у него более десятка. И орден, врученный самим королем.
Зато он много говорил о своем детстве. О своей юности в военном училище. Рассказывал о своих путешествиях в другие страны. И если по началу муж не вызвал у неё ничего кроме благодарности, то постепенно в девичьем сердце зарождалась любовь. Первая юношеская любовь, сильнее которой может быть лишь любовь последняя.
Однажды он застал её в своей библиотеке. Виктор не запрещал ей туда ходить, вовсе нет. Но она помнила своего опекуна, который злился и кидал в неё книги всякий раз, когда заставал её за чтением. Виктория боялась крика. И боли тоже боялась. Но крика, пожалуй, больше. Потому что к боли привыкаешь, а вот крик оглушает тебя каждый раз по новой.
Он подошел к ней совсем близко, провел пальцами по корешку книги, которую она читала. А когда увидел, как она дернулась от испуга, тяжело вздохнул.