Робот-охотник не зря носил имя изворотливого морского божества. Подобно мифическому Протею, он мог принимать десятки обличий, выбирая оптимальное для выполнения задачи. В отличие от конфигураций корпуса, задача никогда не менялась. Она была предельно проста: находить и уничтожать себе подобных.
Нового врага охотник обнаружил за конусовидным валуном-гигантом с раздвоенной макушкой. Сканирующий луч «Протея» с трудом пробивался сквозь толщу камня и мог выдать лишь смазанные очертания противника. Но даже этого хватило, чтобы оценить степень угрозы.
Не тратя времени понапрасну, охотник ударил струей раскаленной плазмы по валуну. Тот раскололся на дышащие жаром куски, и стало видно, что за ним скрывался робот, похожий на чудовищного дикобраза. Весьма продвинутая модель, хорошо вооруженная и тоже способная к трансформации. Но всего лишь продвинутая, тогда как «Протей» был уникален.
«Дикобраз» сбросил иглы, и они, обернувшись ракетами, с воем ринулись на врага. Реакция охотника была мгновенной. Каплевидный корпус словно расплескался от центра, превратившись в огромное колесо с тонким ободом. И ракеты, не успев сбросить скорость для разворота, пронзили пустоту.
Но «дикобраз» пережил первую неудачу легко, словно ничего не случилось. Поднявшись в воздух, он сменил округлое приземистое тело на стройное и обтекаемое. Спереди выдвинулась лазерная пушка, на боковых пилонах — две поменьше. Сражение только начиналось…
Оба противника проявляли чудеса трансформации. Превращение следовало за превращением: из тора — в плоское, как лист, «летающее крыло», из «летающего крыла» — в длинный шнур с разогретым до звездных температур жалом на конце, из шнура — в мерцающую сеть, от прикосновения которой плавился металл… Охотник безвозвратно потерял несколько базовых модулей, но это была привычная плата за победу. А вот бывший «дикобраз» получил смертельный удар: он лишился главного силового блока и оказался прикованным к земле. Там «Протей» его и добил, раскроив лазером на нежизнеспособные фрагменты.
Как всегда, сознание хорошо выполненной работы наполнило охотника гордостью. Ему не казалось странным, что робот-воин способен испытывать чувства. Напротив, он считал, что его напрочь лишенные эмоций соперники — творения ограниченные, чуть ли не ущербные. Но гордись — не гордись, а до конца зачистки было еще далеко.
«Протей» убедился в этом, наткнувшись на выскакивающих из-под земли «кротов». Их оказалось десятка полтора, и отличались они совсем не кротовьей прытью. Конечно, серьезной опасности эта модель не представляла. И все же охотнику пришлось изрядно повозиться, прежде чем он расстрелял последнего прыгуна кассетными боеприпасами.
* * *
— Ловко он их! — Мерфи кивнул на парящий над столом виртуальный монитор. — Чистая работа. Представляю, Полак, как вы гордитесь своей машиной. Я бы гордился. По правде говоря, человеку с такими мозгами полагалось давно работать на правительство. Удивляюсь, как они вас упустили.
Полак ответил не сразу. Он разглядывал стоящую перед шефом бронзовую фигурку Вулкана — символа СКС. Смотреть на бога-кузнеца было приятнее, чем на совиную физиономию начальника Базы с круглыми тугими щеками и застрявшим между ними маленьким крючковатым носом. Неспроста подчиненные Мерфи за глаза называли его Филином.
— Я работал на правительство, — пожевав тонкими губами, сказал Полак. Видно было, что ему не доставляет удовольствия копаться в прошлом. — Возглавлял серьезный проект. Но был отстранен, потому что не сошелся взглядами с чиновниками. Они слишком многого от меня хотели. Включая то, чего я не мог позволить себе по этическим соображениям.
Мерфи окинул взглядом долговязую фигуру конструктора и удивленно поднял брови. Точнее, поднялись только их внешние уголки, придав шефу еще большее сходство с филином.
— Вот как? Это они явно сглупили. Но Стефания — не Земля, и упертых чиновников здесь нет. Пусть кусают локти, что «Протей» работает не на них, а на нас. И как работает! — Мерфи прищелкнул языком. — Надеюсь, тут вы всем довольны, и вашим… м-м… этическим соображениям ничто не угрожает?
Полак насупился и обхватил плечи руками, словно защищаясь от неудобных вопросов.
— Я привык отрабатывать свой хлеб, — уклончиво ответил он после тяжелого молчания.