Часть вторая
Как водится, во всяком преступлении не обходится без полиции. Тем более, если был убит иностранец, что может обернуться политическим коллапсом, – конечно, такое не могло оставить без внимания всё сообщество, а также и посольство. Вскоре дворик гостиницы заполнили полицейские и оцепили буквально всю территорию, был учинён строжайший допрос всем находившимся на тот момент в отеле. Дмитрия Николаевича это едва трогало: он почти сразу сорвался с места, бросив громоздкую коробку с покупкой, и кинулся в комнаты Грега в противоположном крыле. В коридорах царила кромешная тьма, – лакеи бросили свои обязанности, свечи некому было поджечь. Молодой человек бежал, едва замечая мелькающие мимо приоткрытые двери и выглядывающих из них встревоженных постояльцев.
Люба сидела в кресле с совершенно бледным лицом. Она прерывисто дышала, напуганная криками, и прижимала свои красивые похолодевшие руки к груди. Рядом, на полу, лежал её мучитель-протез и продолговатый чемодан.
– Люба! Любушка, – Дмитрий бросился к сестре, падая перед ней на колени. – Ничего не бойся, тебе нечего бояться. Всё хорошо.
Так утешал он девушку, прижимая её к себе. Культя недоразвитой ножки упиралась ему в бок, а холодные руки сомкнулись на плечах. Она дрожала, бедная маленькая Люба, золотой ангел. Только пережив этот момент великого страха и облегчения, Дмитрий понял: Грег остался там, возле убитого. Добролюбова дрожащими руками наладила всё тот же брошенный протез, и они вместе направились в лобби, чтобы узнать хотя бы что-нибудь из обстоятельств дела и убедить всех в своей полной непричастности к нему. Дмитрий был бы рад вовсе не посвящать сестру в происходящее, но понимал, что едва ли такое шумное событие позволит ему её укрыть.
Из здания никого не выпускали, закрывали окна и проверяли всех проживающих в номерах. Допрашивали и Грега. Он, как оказалось, побежал следом за другом, но его задержали раньше, опасались того, что это он убийца и совершит побег. Открытый Фортресс честно признался в своей нелюбви к убитому и также заявил о своём алиби, которое подтвердил Дмитрий. Когда же с ними двумя было покончено, полиция сразу набросилась на Любу, что вызвало у Добролюбова приступ праведного гнева, – он чуть было даже не ввязался в драку со служителями правопорядка, но Любушка, милая нежная Любушка, успокоила его и дала свои показания. Ей даже пришлось продемонстрировать протез под платьем, чтобы объяснить своё уединение в комнатах. Заикаясь, Добролюбова предложила осмотреть, – с позволения Грега, разумеется, – комнаты, где лежали и покупки, и чемодан с заменой. Но, слава Богу, полицейским было достаточно уже сказанного и увиденного. Любу более никто не смел тревожить, и она с братом могла свободно покинуть это суетное место.
Грегу пришлось подписать некие бумаги, привезённые представителями посольства Великобритании в Москве. Дмитрий видел, как помрачнело лицо друга, когда тот прочёл текст на желтоватых листах и поставил свою подпись, но Фортресс не был бы Фортрессом, если бы даже пребывая в столь угрюмом настроении, не позаботился о тех, кому прежде вызвался помогать: поговорив с полицией и прояснив все подробности своего участия в деле, он подвёз их в уютное местечко, которое в прошлый визит в Москву стало надежным убежищем для Добролюбова.
– Это невероятно, ужасно! – в сердцах восклицал Дмитрий Николаевич. – Что там, Грег, ты что-нибудь слышал?
Англичанин сосредоточенно смотрел на дорогу.
– Это дело дурно пахнет. Кто бы ни был убийцей Тейлора, этот кто-то действовал тихо и быстро. Прострелил голову, попал прямо в висок, метко. Возможно, даже с близкого расстояния, – сказал он и добавил совсем тихо, – или это был снайпер.
Дмитрий оглянулся на Любушку, он боялся ещё больше напугать её, бедную.
– Ты думаешь, это возможно?
– Почему нет? В гостинице три этажа, Тейлор во время выстрела находился на втором. Если стреляли сверху...
– И все окна были открыты. Не было звона стекла.
Грег кивнул, огляделся вокруг. В горящем, подсвеченном огнями Москвы смоге вместо неба резкими вырезанными аппликациями плотного чёрного картона выступали дома, над головой плыли такие же чёрные небесные корабли. Люба на заднем сидении рвано выдохнула.
– Иисусе Христе сыне Божий... – тихо шептала она.
– Да, вероятно, это было продумано заранее. Но меня удивляет то, что снайпер точно подгадал время, когда большинство гостей разошлись по своим номерам.
Они замолкли и молчали до тех пор, пока машина не остановилась у небольшого серого здания в несколько экстравагантном стиле, с крохотным садиком перед крыльцом. В жёлтом свете зелень казалась ещё ярче, ещё сочнее, да ещё и на фоне цвета каменных стен. Дмитрий вышел и тихо попросил друга подождать его у машины. В первую очередь стоило позаботиться о Любе, об этом кричали его родственные инстинкты, что были сильнее прочих. Добролюбов проводил девушку внутрь, взяв только особо ценные для неё протезы и её чемодан, поздоровался с управляющим и направился в арендованную им неделю назад квартирку. Внутри их встретил очень приятный интерьер в кремовых тонах, достаточно высокие потолки и удобная система занавесей, благодаря которым можно было открыть окно, или же закрыть плотной тканью, используя лишь круговой винт у изголовья кровати. Брат оставил Любу в её комнатке, бережно коснувшись губами её ледяного, чуть влажного лба. Пообещал не задерживаться долго, а лишь забрать несколько пакетов из машины. На деле же он, спустившись, глухо произнёс: