– Это всё так далеко от нас. Забудь, забудь, мой друг, и все страхи пройдут. Завтра я покажу тебе самые красивые места Москвы, пойдём к Великому мосту над Москвой-рекой. Он чудесный, многоуровневый, огромный и, при всём при этом, раздвижной... Любонька, не дрожи так. Давай я закажу ужин, мы с тобой поедим и ляжем спать.
После того, как Люба забылась во сне, Дмитрий смотрел в её мягкое доброе лицо и рассуждал о правильности своего решения. Он увёз её из родного дома в надежде на некое улучшение её жизни. Конечно, он заботился о ней, она – самое дорогое ему существо, он никогда бы не позволил никому навредить этой девочке ни физически, ни ментально, но вот – случилось ужасное. Как же это перенесёт его сострадательная Любушка?
Наутро все переживания, сглаженные было ночным отдыхом, вновь поднялись и ударили уже больнее, прямо в цель. Дмитрий только окончил завтракать, когда дверной колокольчик ожил и пролил свой тонкий звон по прихожей. Нежданным посетителем оказался почтальон, обычный такой молодой человек, в пиджаке и с бляхой на груди, один из тех, кто разъезжает по Москве на старенькой примитивной модели машины и развозит письма. Он поклонился и преподнёс Дмитрию целых два конверта: для него и для Любушки. Добролюбов растерянно сунул в шершавую ладонь почтальона девять копеек и захлопнул дверь.
– Любонька, тебе вот пишут. Возьми-ка, – он передал ей аккуратный, тщательно склеенный конверт, а сам ушёл к себе в комнату, чтобы вскрыть своё письмо. Оно было на английском, – писал, без сомнения, Грег. И вот его-то сообщение и пробудило в Добролюбове большое беспокойство и негодование. Друг писал, что история оказалась ещё мрачнее, чем ему думалось на первый взгляд. Писал, что всё приобрело ещё худший окрас: ночью приезжали ещё люди, детективы, они обыскали всю гостиницу, заглянули в каждый уголок, проверили даже личные вещи постояльцев. И, кажется, Грега решили задержать, не то как свидетеля, не то как возможного соучастника убийства, и всё из-за его прямоты и упрямства! Не следовало ему говорить ничего о Тейлоре, это только привнесло осложнения в и без того запутанное дело. Дмитрий отбросил листок на стол и заходил кругами по комнате. Но логика тут прослеживалась: если подозревают действительно месть, то почему бы этим мстителям не действовать сообща? Это бы объяснило и повсеместно распахнутые окна, и тишину в коридорах. В конце концов... ни одного свидетеля. Ни одной живой души. Но Грег не мог быть среди заговорщиков, это нелепо! Такой доблестный человек, бескорыстный и понимающий, он не мог одобрить столь подлое нападение, нет, да ещё и такое глупое. К чему вообще было это убийство? Да и в таком месте? Создавалось ощущение путаницы, нелепицы.
К нему шагнула Люба. Несмело, взволнованно спросила:
– Друг мой, что с тобой? Что ещё приключилось?
– Грега задержали сегодня утром. Что там творится, одному Богу известно! Так, Люба, я должен поехать туда. Если его ещё не увезли чёрт-те куда, я должен доказать его непричастность, я был с ним всё это время, это же хоть что-нибудь да значит?
Люба с силой сжала его руку.
– Не оставляй меня здесь, – сказала она дрожащим голосом. – Возьми с собой. Вчера этот господин был к нам очень внимателен и добр, и я не могу не пойти тоже.
Конечно же, он сдался. Как он мог противиться этому колдовскому взгляду, этим глазам, что и просили, и требовали? Дмитрий велел сестре собираться и быть готовой отправиться сию же минуту, как только он скажет. Сам же он спустился вниз, оформил заказ машины, предоставив свидетельство о возможности управления транспортом, и тут же оплатил услугу. Через час они уже ехали по пыльным дорогам, объезжая малыми улицами виднеющиеся впереди паровые туманы, – верные признаки большого скопления машин. И, надо сказать, они не были единственными, кого заинтересовали вечерние события. По прибытии Дмитрий и Люба увидели, что у закрытых ворот гостиницы толпились самые разные люди, пытаясь что-то разглядеть за решёткой ограды и спинами полицейских.
– Нет, так мы никогда не попадём туда, – отчаянно произнёс Дмитрий, сжимая Любушкину ручку.
– А зачем же вам, молодой человек, понадобилось туда входить? – заговорил стоящий рядом немолодой мужчина, очень солидный, в тёмном фраке и с длинной тростью с руках. Добролюбов с удивлением узнал в нём прекрасного гидромеханика и математика, Воробьёва Бориса Львовича, о котором ещё до отъезда Дмитрия за границу восторженно кричали заголовки газет с приведёнными ниже фотографиями этого видного деятеля. Ещё большее удивление овладело молодым человеком, когда Воробьёв вдруг обратился к его сестре.