Рубен отрицательно покачал головой:
— С моей матерью никто бы не ужился.
— Почему же, сынок?
— Несдержанная она была, — почесал он подбородок. — К тому же во мне души не чаяла, я для нее был, как свет в окошке…
— Это верно, — отозвалась Сона, — каждый родитель в своем ребенке души не чает.
— После смерти отца она было снова замуж вышла, да отчим на меня косился, так она сразу с ним развелась… Я-то не помню… По не рассказам.
— Правильно сделала! — обрадовалась мать. — Кому такой нужен!
Разговор, наверное, продолжался бы в том же духе, но тут в комнату ворвались Карен и Анна, а за ними — плачущая Лилит, и бабушка торопливо увела ее в ванную умываться.
— Она тут насчет Айка говорила… — нерешительно начала Сона.
— Ну?
— Он, мол, и внимательный был, и честный, и заботы все со мной делил… Выдумала она все.
— Зачем же было выдумывать?
— Сам догадайся…
Утром кто-то осторожно постучал в дверь. Мать встала, пошла открывать:
— Кто там?
— Рубен.
Что-то случилось?
— Ничего, — шепотом ответил он. — Я вам молока принес и мацони. Не звонил, чтобы детей не разбудить. Лимонада не было, я взял минеральную воду для детей.
Едва сдержав смех, мать ответила:
— Погоди, Сону разбужу.
— Не надо, дайте только сумку. Я пойду.
— Зачем же вам беспокоиться с утра пораньше?..
— Никакого беспокойства! — Рубен вытащил из кармана листок бумаги. — Это распорядок дня для Карена. Прикрепите кнопками к стене…
На кухне мать надела очки, развернула лист и начала читать.
— Подъем в семь часов. Так он и встанет… Физзарядка, умывание — с семи до семи тридцати. Как же, как же, у нас каждое утро не умывание, а целая битва. Завтрак — с семи тридцати до семи сорока пяти. Ну, это ничего. Школа — с восьми до двенадцати. Игры — с двенадцати пятнадцати до четырнадцати. Что же это, на голодный желудок играть? Чтение, электроника, обед, шахматы, уроки, сон… Боже мой, все перепутал!
Она заметила, как Сона вошла на кухню и села рядом.
— Кто это был?
— Рубен.
— Где же он?
— Ушел. Молоко принес, мацони и вот это еще, — она протянула дочери лист, перелила молоко из бутылок в кастрюлю, поставила на плиту. — Мы его от телевизора оттащить не можем, какой же распорядок без телевизора? Или вот шахматы… Кто с ним играть будет? Я, что ли? А самое главное, через педелю начнутся каникулы, тут уж не до расписания…
Сона прочла, улыбнулась:
— Детей у него нет, откуда ему знать… Ладно, мама, я опаздываю, буди детей.
— Ты хоть узнала, есть кто у него посолиднее, чтобы сватом прислать. Человек должен быть обстоятельный…
— Это меня не интересует.
— Странная ты, — вздохнула мать.
— Да не говорили мы об этом, мама, не говорили!
— Не понимаю, о чем же вы говорите? — не уступала мать. — Не говорили, а он к нам ходит, не говорили, а он стиральную машину починил, не говорили, а он молоко вон принес, распорядок какой-то…
— Оставь меня в покое! — вышла из себя Сона. — Хватит.
Вечером Рубен, насвистывая, красил оконные рамы в доме Соны. Вдруг со слезами на глазах в квартиру вбежал Карен, бросился к Рубену, стал бить его кулаками:
— Убирайся из нашего дома! Уходи, уходи!
Рубен соскочил со стремянки, схватил его за руки, но Карен стал бить его ногами.
— Уходи! Тебе говорят, убирайся!
Карен бросился к ошарашенной матери, обнял ее, зарыдал.
— Что с тобой, сынок, что случилось?
— Пусть он уходит, пусть убирается!..
— Успокойся! Успокойся и скажи, в чем дело!
— Ты должен сказать, за что ударил меня, — глухо проговорил Рубен.
Карен бросился в комнату и вернулся оттуда с радиоаппаратами, бросил их на стол:
— Пусть забирает и уходит. Не нужны мне его подарки!.. — И мальчик зарыдал.
Бабушка, растолкав всех, подошла к внуку со стаканом воды в руках. Карен глотнул воды и, всхлипывая, сказал:
— Из-за него… ребята во дворе… плохо говорят… про маму.
— Что говорят?
— Не скажу!
Рубен сжал зубы, наклонил голову и неожиданно бросился к дверям. Во дворе он догнал подростка лет четырнадцати-пятнадцати и схватил за ухо:
— Еще раз посмеешь обидеть Карена — уши оборву.
— Пустите! — заорал парень. — Это не я…
Остальные ребята робко подошли и окружили их.
— Мне не важно, кто сказал эту гадость. Я — папа Карена, так и знайте! Только попробуйте обидеть моего сына, я вам… Я и вашим отцам уши оборву за то, что не умеют вас воспитывать.
— Рубен! — позвала Сона с балкона. — Неудобно, иди домой!