На его лице появляется самодовольная ухмылка, которую я слишком хорошо помню; он протягивает мне свою длиннопалую руку. И я кладу в нее ключи от своей комнаты, борясь с мерзким ощущением, что тем самым преподношу ему ключи от сердца Мисс Акации. И чувствую, что веселое время магии с моей очкастой возлюбленной минуло безвозвратно.
Мечты о хижине на морском берегу, где можно безбоязненно гулять что днем, что ночью; ее кожа, ее улыбка, вспышки гнева и капризный нрав, все, что вызывало во мне желание умножиться в ней, — эта «реальная мечта», уже пустившая корни, теперь, увы, принадлежала вчерашнему дню. А сегодня приехал Джо и хочет увезти ее. И я тону в мрачных туманах, где обитают мои былые демоны. Острые копья моих ходиков испуганно скрючиваются в хрупком корпусе. Я еще не побежден, но мне страшно, очень страшно.
Ибо вместо того, чтобы следить, подобно счастливому садовнику, как растет живот Мисс Акации, мне придется снова доставать из кладовой свои ржавые доспехи, чтобы сражаться с Джо.
Тем же вечером Мисс Акация встает на пороге моей комнаты, и глаза ее мечут гневные молнии. Как раз в этот момент я пытаюсь закрыть наспех собранный чемодан и чувствую, что сейчас разразится гроза.
— Внимание, внимание! Сегодня в горах ожидается снежный буран! — бросаю я ей шутливо, чтобы разрядить атмосферу.
Если в состоянии «антициклона» ее нежность ни с чем не сравнима, то сейчас, в одно мгновение, моя маленькая певица превращается в готовую взорваться бомбу.
— Значит, вот оно что, ты выкалываешь людям глаза! Господи боже, в кого это меня угораздило влюбиться?!
— Я…
— Как ты мог совершить такую мерзость? Ты выколол ему глаз!
Это огненный смерч, торнадо в ритме фламенко, с пороховыми кастаньетами и острыми каблуками, что вонзаются мне прямо в нервы. Я застигнут врасплох. Судорожно придумываю ответ. Но она не дает мне и рта раскрыть:
— Что ты за человек, если мог утаить от меня такую важную вещь! Интересно, какие сюрпризы ждут меня впереди!
Ее глаза пылают яростью, но самое невыносимое не это, а искренняя, душераздирающая печаль, тенью лежащая вокруг них.
— Как ты мог скрыть от меня такой чудовищный поступок?! — твердит она.
Негодяй Джо подложил мне самую страшную мину, разоблачив мое прошлое. Я не хочу лгать маленькой певице. Но и выкладывать все как есть тоже не намерен, — что бы я ни говорил, это будет лишь полуправдой.
— Ладно, я действительно выколол ему глаз. Можешь мне поверить, я бы предпочел этого не делать. Но он забыл тебе рассказать, как он много лет издевался надо мной, а главное — почему издевался… По милости Джо я пережил самые черные минуты своей жизни. В школе я был для него козлом отпущения. Еще бы! Новичок, недоросток и вдобавок с сердцем, которое издает такие странные звуки… Джо развлекался тем, что втаптывал меня в грязь, давая понять, до какой степени я не похож на «всех». Я стал для него чем-то вроде игрушки. То он разбивал яйцо о мою голову, то ломал мои часы — словом, каждый божий день устраивал мне какую-нибудь пакость, притом обязательно на публике.
— Да, я знаю, в нем есть это желание — лезть вперед, привлекать к себе внимание, но он никак не способен совершить по-настоящему злой поступок. Поэтому незачем было так зверствовать!
— Я выколол ему глаз вовсе не из-за этого, причина гораздо глубже.
Воспоминания набегают волнами, и словам трудно подстраиваться под их ритм. Уязвленный, пристыженный и опечаленный, я изо всех сил пытаюсь говорить спокойно.
— Все началось в тот день, когда мне исполнилось десять лет. Я тогда впервые оказался в городе, но помню все так ясно, словно это было вчера. Я услышал твое пение, а потом увидел тебя. И мои стрелки потянулись к тебе, как намагниченные. И моя кукушка подала голос. Мадлен удерживала меня. Но я вырвался из ее рук и пробрался поближе к тебе. И подал тебе реплику, словно в каком-то необыкновенном мюзикле. Ты пела, я отвечал, мы с тобой перекликались на языке, которого я не знал, но который понимали мы оба. Ты танцевала, и я танцевал вместе с тобой, а ведь я вовсе не умел танцевать! И все, все было возможно!
— Я помню, помню с тех самых пор. В тот момент, когда я застала тебя в гримерке, я поняла, что это ты, странный маленький мальчик, который попался мне на глаза в десять лет, а потом долгие годы спал в моей памяти. Конечно, это был ты…
В ее голосе по-прежнему звучит грусть.
— Значит, ты помнишь… Помнишь, как мы остались с тобой наедине посреди толпы. И только железная хватка Мадлен смогла вырвать меня из нашего волшебного уединения!