До парка Эван добирался долго, сторонясь людей и выбирая глухие переулки. Не без труда перемахнул через бетонный забор, решив зайти со стороны складов. Издалека наблюдал как Вир убил охранника, а к братьям присоединился Войт. Эти не помогут, а вот прикончить способны запросто. Двинул к дыре, пока здоровяк разбирался с новым подельником. Поджидающий братьев детектив казался лучшим вариантом на роль помощника.
«Что за чёрт!? — осматривал он вскоре край дорожки, прячась в кустах. — Где же он? Братья вот-вот появятся. Смеркается, пора к месту убийства.»
Подобрался совсем близко, так, чтобы видеть скамью, на которой в обнимку сидела нужная парочка, и ни в коем случае не пропустить момент убийства. К собственной вони он, как ни странно, почти привык, а вроде как собачье дерьмо в кустах, которое он размазал растоптанным в хлам ботинком, после такого казалось несущественной мелочью. Эван пока не знал, что Айк болен. Болезнь прогрессировала, разрушая мозг законченного алкоголика. Монеты, что ему удавалось заполучить тем или иным путём, тот неизменно тратил на спиртное, а питался отходами из мусорных баков. И сейчас, в такой важный для механика момент, внимание бродяги рассеялось, он забыл где находится и с какой целью. Помутнение длилось ровно до момента, когда детектив вскочил со скамьи. Пробежался в одну сторону, в другую, и понёсся к выходу из парка. Всё ещё не до конца придя в себя, Эван рванул за ним.
«Он один из нас, — на ходу соображал механик. — Проснулся на максимуме соприкосновения и сменил сценарий. Преследует убийцу? Я должен поговорить с ним!»
Бродяга несколько раз падал в траву, а за воротами грохнулся прямо с бордюра. Успел отметить покидающую стоянку «центу». Остановился, соображая, что делать дальше. Отошёл в сторону и присел прямо на бордюр. Сердце ходило ходуном, головная боль усилилась, дышалось тяжко. В глазах потемнело, а когда он вновь вернулся на стоянку, знакомая троица садилась в старый «одж». Его фары на пару мгновений осветили покидавшую парк кресло-каталку. Почти полностью лицо человека в кресле скрывала кепка, а сам он был прикрыт одеялом. Эван отметил лишь неприкрытые им, очень дорогие коричневые туфли инвалида. И то мельком, больше разглядывая красивую женщину, которую он считал сиделкой. Выбежавшие из полицейского «станга» патрульные, к его собственному удивлению, даже не обратив внимания на недочеловека, рванули к воротам. Человек в тёмном спортивном костюме поправил натянутый чуть ли не на нос капюшон и пошёл за толкавшей перед собой кресло-каталку женщиной.
«Может всё же это он? — подумал Эван, поднимаясь. — Калибровщики составили довольно ясную картину трагедии. Этот бегун вполне мог ударить их ножом и скрыться. Но почему же тогда детектив побежал за кем-то другим? Может просто ошибся? Идёт за женщиной, а значит она могла что-то там увидеть. Ну да, каталка была совсем рядом в момент убийства. Либо он сам посчитал, что она видела его рядом с жертвами. Почему не подняла тревогу? Значит не видела, но он предпочитает убрать даже возможную свидетельницу»
Бродяге было сложнее следовать за ними. Прохожих на центральных улицах вечером немало, никому не нравится встреча с грязным, вонючим оборванцем. Поэтому Айк так обрадовался, когда кресло-каталка свернуло во дворы. Женщина спешила к одной из парадных длинного, двухэтажного дома. Бродяга спрятался за большим деревом, а незнакомец в спортивном костюме уже был рядом с дверью.
— Помогу Вам, — схватился он за ручку двери, опередив женщину с печальными глазами. — Заодно обсудим плату за моё молчание.
Они скрылись в парадной, а спустя пару минут в окне слева на первом этаже загорелся свет. Предположив, что это именно та квартира, Эван затаился рядом с полуоткрытой форточкой. Разговаривали негромко, слов не разобрать, но после некоторого шума всё стихло. Отошёл к деревьям, встал на старую, надломанную скамью. Окно прикрыто занавесками, ничего не разглядеть. Проходящая мимо пара с двумя малолетними детьми, отвечая на вопросы своих чад, с явным презрением высказалась по поводу стоящего на скамье недочеловека. Из той самой парадной вышли две женщины и зашушукались, тыкая в Айка обличительными перстами.