Стремясь предотвратить недовольство партийных «низов» такой политикой целенаправленного обособления ответственных работников и ростом их привилегий, руководство партии время от времени выпускало демагогические циркуляры, которые зачитывались на партийных собраниях, как, например, циркуляр ЦК и ЦКК от 19 октября 1923 г. «О борьбе с излишествами и с преступным использованием служебного положения членами партии»[183]12, или всячески муссировало конкретные факты злоупотреблений. В 1925 1928 гг. громкую известность получили факты морального разложения партийно-советской верхушки в ряде губернских и окружных центров – «чубаровский скандал» в Ленинграде, «смоленское дело» и др., находившие выражение во взяточничестве, вымогательстве, пьянстве, насилии и нередко в бандитизме. Направляя гнев масс на конкретные объекты, сталинское руководство преследовало и другую цель перетряхивание местного партийно-советского актива[184]13. При этом оно не допускало никаких посягательств на высшие органы партии и на систему в целом.
В 1920-е гг. лидеры партии, в том числе будущие члены оппозиции, наслаждались своей безраздельной властью. Имело место массовое переименование городов на советской карте уже были города Троцк, Зиновьевград, Сталин, Сталинград и т. д. В Ленинграде сложился настоящий культ Зиновьева. Приведу еще один характерный штрих к его портрету: «Во Дворце Труда "смычка" трудящихся с академиками. Перед концом речи С.Ф. Ольденбурга дверь у эстрады, где стоят двое часовых, распахивается выпархивают две девы в золотистых платьях, с золотистыми волосами. Молча садятся за стол перед кафедрой, возбуждая общее недоумение. Через несколько минут дверь распахивается вновь входит "сам" Зиновьев в шарфе, кивает на ходу Ольденбургу, садится в приготовленное кресло. Выждав конец рассказа С.Ф., произносит длинную речь, которую записывают "золотые" девы, оказавшиеся стенографистками (так рождается многотомное собрание сочинений Зиновьева). Выходит после оваций сначала один, минуту спустя стенографистки. Садится внизу в бывший личный автомобиль Николая Второго»[185]14.
В конце декабря 1922 г. Секретариат ЦК (особенно активную роль в нем в это время, кроме Сталина, играли секретари В. Молотов и В. Куйбышев; организационно-инструкторский отдел возглавлял Л. Каганович, учетно-распределительный С. Сырцов) провел совещание секретарей и заведующих отделами губкомов и областных комитетов партии, приехавших в Москву на Х Всероссийский съезд Советов. Совещание поддержало и утвердило положение о том, что ЦК учитывает и распределяет партийных работников всероссийского, областного и губернского масштаба и что все более или менее крупные назначения производятся Оргбюро и Секретариатом ЦК[186]15. Только с апреля 1922 г. по март 1923 г. Учраспред ЦК осуществил 4 750 назначений на ответственные посты[187]16. К учету и распределению ответственных уездных работников Учраспред ЦК после декабрьского совещания 1922 г. имел непосредственное отношение в тех случаях, когда речь шла о широких плановых перебросках, о контроле над использованием их губкомами или о выдвижении уездных работников на более ответственную работу. Предполагалось, что рядовые работники на местах будут браться на учет и распределяться теми партийными органами, с которыми они тесно связаны, райкомами и уездкомами. До этого совещания и рядовые работники прибывали на утверждение в Секретариат ЦК. В задачу учраспредов входил также сбор характеристик, отзывов и т. п. об ответственных партийных работниках в том или ином учреждении или партийном комитете. Совокупность этих материалов давала возможность Учраспреду ЦК иметь на каждого кандидата исчерпывающее досье, что практически исключало возможность случайного назначения.
Постановлением Оргбюро ЦК от 16 марта 1923 г., принятым по докладу Кагановича и Крыленко, предусматривался также особый порядок привлечения к судебной ответственности секретарей губкомов и обкомов, а именно: губернский прокурор обязан был ранее, чем дать делу законный ход, направить материалы и свое заключение прокурору республики на распоряжение и для согласования с ЦК[188]17.