Выбрать главу

   - Да ладно, - он сам забирает матрицы со стола, - ты же знаешь, от меня одни проблемы.

   Он вставляет матрицы, оборачивается вдруг и, привалившись спиной к ячейке, вздыхает тяжело.

   - Я виноват хотя бы в том, что вообще появился в твоей жизни, - Холден усмехается грустно, - я ведь понимал, что ничего не смогу тебе дать...

   - Не начинай...

   Где-то в груди вспыхивает огонек - чтобы отвлечься, Илан собирает оставшиеся матрицы в стопку.

   - Да ладно, - отзывается грустно Холден, - ты же знаешь, что я прав. Даже за пределами Консорциума... что я мог тебе дать? Нищий безродный ублюдок...

   Матрицы с грохотом ударяют о стол.

   Холден и боскарианец вздрагивают - а Илан цедит сквозь зубы:

   - Как мне это надоело!

   Тонкие, скрытые материей гирокостюма пальцы скребут по столу, сжимаются в кулак и тут же - резкий, невероятной силы удар о столешницу.

   - Илан...

   - Заткнись!

   Она оборачивается рывком, обжигает взглядом - зверь вырвался из клетки, блестящий разум астронавигатора потерял контроль, и теперь она будет говорить - то, что, возможно, не должна.

   - Мы знакомы столько лет, - голос девушки кажется сиплым и неестественным, - мы... мы так изменились, но ты продолжаешь раз за разом твердить эту чушь...

   - Это правда... - пытается вставить Холден.

   - Нет! - она рубит воздух рукой - с силой, наотмашь, точно рассекая все возражения, - Нет! Ты все твердишь, что я - чистокровная, а ты - ублюдок, полукровка. Недочеловек, - в топологии Илан вдруг проскальзывает боль и Холден стискивает зубы, осознавая свою ошибку, - но я - не воал-кун, меня не создавал Оклират, я не выбирала свою природу. Моя мать носила меня под сердцами и кормила грудью - как и твоя. И в чем разница между нами? В том, что они любили наших отцов по разные стороны границы?

   Илан берет матрицу со стола, точно цепляется за якорь ускользающей реальности - но зверя не загнать в клетку так просто. С силой отбросив матрицу прочь, девушка отворачивается, трет лицо ладонью, дышит тяжело, пытаясь успокоиться - тщетно. Она должна сказать - сказать все, иначе нельзя.

   - А хочешь знать о границах? - она оборачивается, - Так я расскажу о них... Я прошла всю Вселенную насквозь - босиком по осколкам расколотых звезд. Я любовалась закатами над протопланетными дисками, прикасалась к излучению аккреционных колец, слушала, как поет реликтовое излучение и чувствовала кожей ядовитые дыхания газовых гигантов...

  В голосе Илан есть что-то чарующее и в то же время - нечеловеческое

  - ...моря расплавленного вольфрама, поля замерзшего водорода, метановый снег и дожди из жидкого стекла - я видела это все. Все. Видела, чувствовала, вдыхала. Я - астронавигатор, я пропускала через себя то, о чем люди не могут даже помыслить. Но знаешь, чего я не видела нигде и никогда?

  Она останавливается, смотрит прямо в глаза. Он молчит.

  - Границ.

  Шепот звучит, как дуновение ветра. Илан выпрямляется, сглатывает ком в горле, выдыхает шумно. Продолжает тихо:

   - Нигде в космосе не натянуто никаких ленточек и не прочерчено линий, - ее голос все сильнее, все громче, - все наши так называемые "освоенные территории" - едва различимые точки на картах, вокруг которых на миллионы человеческих жизней - лишь пространство, материя и поле. И внутри этого "бульона" копошатся туманности фон-неймановских машин, а мы так и сидим в скорлупках парящих Миров или ползаем по поверхностям планет, перелетая от точки к точке в утлых суденышках. Вояки говорят: "наши границы там, куда достреливают наши пушки". Чушь это все. Мы как муравьи в муравейнике, считающие своей территорией весь лес лишь потому, что можем доползти до его края. Нет никаких границ, - Илан разводит руками, точно силясь обнять вселенную, - космос безграничен.

   Она качает головой, нервно трет лицо ладонью; Холден не знает, что сказать.

   - Спроси у них, - палец Илан целится в боскаринаца, - спроси, зачем они расчертили пространство границами на своих картах? Зачем убивают друг друга за несуществующие линии? Зачем воюют? Они расскажут тебе - не оно, так его побратимы, - про незыблемость территорий, про суверенитет, про геополитические интересы. А знаешь, что такое Уния? - в ее топологии - почти отчаяние, - Это сорок миров. Сорок миров, Холден! В их галактике - двести пятьдесят миллиардов звезд, триллионы планетоидов - они освоили лишь сорок, но уже придумывают какие-то линии, за которые никто не может переступать. Разве ты не видишь, насколько это нелепо?!

   Ее голос вдруг срывается, и она шепчет с надрывом сквозь ком в горле:

   - Нет границ. Нет. Это - ложь. Границы вот здесь, - Илан тычет пальцем в собственный висок, - они в людях, они - между людьми! - она отворачивается, качает головой, - это просто сумасшествие, помешательство, попытка измерить Вселенную аршинным шагом. И не говори, - не желаю слышать больше! - что ты хуже меня лишь потому, что родился за воображаемой линией...

   ...Вздрагивает от прикосновения, оборачивается - он рядом. Привлекает к себе, обнимает с силой, зарывается носом в волосы. Она прижимается всем телом, сглатывает с трудом - вырвавшийся на свободу зверь мечется и воет в отчаянии.

   - Ты - лучшее, что у меня было, - ее голос едва различим в вязкой тишине, - это я... не заслужила...

   Они молчат в тишине, окутанные мраком, только пялятся по-прежнему в спину реликтовые мегалиты законсервированного оборудования, да смотрит внимательно боскарианец. Илан дышит все тише, вспышка эмоций затухает, оплетаемая медленно холодом логики. Мир расширяется, делается сложнее, точно обретает глубину и многозначность, в то же время - становясь понятным и объяснимым. Глупое, неразумное животное, растратив весь пыл, вновь уползает на задворки разума - Илан стыдно за эту вспышку. Нужно вздохнуть, расправить плечи и вычеркнуть страницу из памяти, но она почему-то все стоит, положив голову на грудь Холдена и слушая, закрыв глаза, перестук его сердец.