— Куско вернулся! Как вовремя!
— Правда? — обрадовался Инка. — Нам как раз не хватает второго ружья.
Внезапно, словно из-под земли, рядом с ними возник Юрас.
— Нет, никого там нет, — почти радостно сказал он. — Пареньку показалось. Сын еще на охоте…
— Как бы с ним чего не случилось, — беспокоился вождь.
Даже чужой Куско и его отцу человек понимал, что находиться за пределами лагеря в такой момент гораздо опаснее, чем внутри. Юрас это, пусть и с опозданием, осознал и разделил озабоченность Инки:
— Ах да, да… — Его голос стал печальным. — Сам как на иголках.
— Крепись, мой друг. — Вождь по-отечески положил руку ему на плечо. — Если можешь, займись защитой женщин и лошадей.
— Конечно.
Юрас исчез так же быстро, как появился.
Крики инков и дикси тем временем не смолкали. Даже из центра лагеря вождь мог по звукам понять, сколько каннибалов уже уничтожено, а сколько продолжают атаковать с характерным для них кличем. Чертовы людоеды всегда поступают одинаково — начинают протяжно кричать, то закрывая ладонью рот, то открывая его. Эти переменные движения происходят с частотой до нескольких раз в секунду и создают протяжное «уа-уа-уа-уа…».
Таких криков разной тональности вождь услышал всего штук шесть. Появилась надежда отбиться малой кровью.
— Не поджигать второй контур! — скомандовал он. — Не поджигать!
Защитники лагеря меньше всего хотели поджигать землю возле своих домов, поэтому приказ подействовал на них успокаивающе.
На передовой тем временем продолжался яростный бой. Десять воинов-инков оказались за защитной стеной огня, где им противостояло полдюжины дикси — в два раза меньше, чем нападало. Два каннибала уже зажарились, еще двое угодили в волчьи ловушки и лихорадочно пытались выбраться из них, уползти в лес. Еще один негодяй встретился с мясорубкой — двумя спрятанными в земле бревнами с гвоздями, крутящимися под весом попавшего в них бедолаги и перемалывающими его в фарш. Шестой, уже убегая, задел веревку, которая удерживала доски с шипами на большой высоте. Разогнавшись по дуге с вершин деревьев, эти подарки леса встретились друг с другом в той самой точке, где пробегал дикси. Он не успел ничего почувствовать.
Несмотря на умственную отсталость и трусость большинства каннибалов, некоторые из них были намного опаснее любого самого отъявленного подонка из сохранивших человеческие повадки людей. Племя инков могло понести самые большие потери за последние тридцать лет, но меткий выстрел часового вынес еще одного дикси, сократив число оставшихся до пяти. Против них по-прежнему оставалось десять инков. При двукратном перевесе у них появлялся шанс.
Опытные воины приступили к заранее подготовленной тактике «карусели» — первый бросается на врага, вызывая на себя всю его ярость, а когда дикси отбрасывает его, второй пользуется возможностью и наносит удар копьем. Каннибал обычно ломает копье, но, будучи раненым, представляет уже меньшую опасность, и «карусель» повторяется снова и снова, пока ярость противника не сменяется мольбами о пощаде. В этот момент самое важное — переступить через свою человечность и не отпустить дикси живым, чтобы тот потом не вернулся с целой армией себе подобных и заранее заготовленным планом штурма лагеря инков.
Эта же тактика применялась и теперь, но противники оказались невероятно сильны. Пять жутких тварей сбились в кучу и отбрасывали одного инка за другим, не давая нанести себе смертельные уколы. Можно было бы дождаться, пока они потеряют силы в битве с воинами, но жизни запертых по ту сторону огня инков были крайне важны. Они стоили дороже всего, даже дороже патронов к ружью. Понимая это, засевший на башне часовой стрелял снова и снова, расходуя боезапас. Удача не то чтобы сильно ему улыбалась — кроме первого точного попадания он поразил цель лишь последним оставшимся патроном, уменьшив количество врагов до четырех. После этого десять воинов сумели нанести им урон. Раненые твари перестали защищаться и бросились наутек, став легкой добычей для копий и стрел.
— Не отпускать никого! — кричал вождь с окраины лагеря. — Нельзя, чтобы они рассказали о новых ловушках!
Когда с беглецами было покончено, воины инков собрались возле последнего каннибала, застрявшего в ловушке. Озлобленный коротышка скорее со звериными, чем с людскими повадками безуспешно пытался перегрызть себе кость, чтобы выбраться из западни. Кожа его была мертвенно-серой, словно бог-создатель пожалел на нее краски, взгляд его был пустой, как и мысли. Он нервно озирался по сторонам, пока цепь из краснокожих людей вокруг него постепенно сжималась.