- Ну, а тикающие как? Служат? Действуют?
Мамедхан уклонился от прямого ответа:
- Разве я часовщик? Почему ты спрашиваешь у меня? - и, избегая дальнейших разговоров на эту тему, удалился.
Муртузов вызвал Явер на галерею и кивнул ей на кур. Она быстро принялась за стряпаю, приготовила куриный бульон. Зарринтач налила дымящийся бульон в тарелку и подала больной. Но та отстранила рукой тарелку в простонала, не раскрывая глаз: "Вызовите маму... маму..."
Немного погодя пришел Кемал Саррафзаде с врачом. Он спросил у сестры о состоянии больной. Зарринтач печально махнула рукой. Врач опять внимательно осмотрел больную и сказал, что, пожалуй, надо бы выполнить ее желание - Это может успокоить ее нервы. Состояние больной тяжелое, лечение скорее даст желанный результат, если больная будет спокойна...
- Надо все сделать для ее спасения, - заметила Зарринтач. - Она столько перенесла.
- Дитя истосковалось по родной матери, по ласке, - поддакнула Явер Муртузова.
И она, и все собравшиеся - Зарринтач, ее брат Кемал, Муртузов, человек в калошах - стали уговариватъ опешившего Мехмана сейчас же отправить телеграмму матери Зулейхи.
Когда врач увидел, как все ухватились за его совет, он сказал еще более весомо и строго:
- Да, да, лучше сделать заранее, чтоб потом не раскаиваться. Последствия могут быть очень серьезны. Раньше всего нужно, вернуть больной покой, ослабить нервное напряжение... Если ей так уж хочется увидеть мать, пусть мать приедет...
И снова все в один голос поддержали его. Муртузов выступил вперед.
- Товарищ прокурор, - сказал он, стоя в позе человека, готового выполнить любой приказ - ринуться в огонь и в воду. - Я сам лично поеду ее встретить.
Явер Муртузова так расчувствовалась, что кинулась целовать больную.
- О, лучше бы я, старшая сестра твоя, заболела вместо тебя, - сказала она. - Одно ваше слово, Мехман, и мы пешком пойдем за мамой...
- Смотрите, аллаха ради, она как серна красива, - воскликнула Зарринтач, приглаживая черные растрепанные волосы Зулейхи. И добавила: У-у, какой-то злой человек сглазил ее. У-у, чтобы огненная стрела пронзила его глаза, чтоб язык его высох во рту!
Мехман все еще колебался, состояние больной не казалось ему таким серьезным, как об этом вопили все вокруг, а ему меньше всего хотелось приезда Шехла-ханум.
Но Зарринтач не отставала от Мехмана, просила. Явер всхлипывала. Муртузов принес карандаш и бумагу. Скрепя сердце он, наконец, решился и написал телеграмму. Человек в калошах схватил бумажку и побежал на почту.
Муртузов крикнул ему вдогонку:
- Эй, найди ты начальника, скажи: Муртуз говорил, что это "молния".
Все сразу же смекнули, что приезд Шехла-ханум, горячее желание Зулейхи видеть ее в своем доме означает окончательное исчезновение старухи Хатун, так ревниво оберегавшей Мехмана. И хотя они вслух об этом не говорили, но все прекрасно поняли друг друга. Кроме простодушной Явер Муртузовой, искренно жалевшей больную, все думали только о своих собственных интересах. Во взгляде каждого можно было прочесть, что было у него на уме. Да, все надеялись на одно: меч прокурора, - так горячо взявшегося за дело, скоро притупится. Откровеннее всего радовался человек в калошах. Выбегая с телеграммой, он обвел всех ехидным взглядом своих маленьких глаз и проговорил: "Да-а!" С тем же веселым выражением лица вошел он в кабинет начальника почты.
- "Молния", родненький.
- Куда это, Калош? - спросил тог.
- Не видишь, что ли? Теще прокурора...
- Говорят, его мать уехала отсюда, обидевшись на что-то. Чем-то она недовольна...
- Такой женщине, как она, никто не угодит.
- Почему это, Калош? - продолжал расспрашивать начальник почты.
- Невестка ей не понравилась...
- Наверно, прокурор сам ее отправил, правда? Не по своей же воле она уехала от сына...
- В общем, не стоит пролезать между мясом и ногтем. Какое нам дело? Ты пошли "молнию", начальник... Пусть выезжает...
Начальник почты просмотрел телеграмму, внимательно прочел слово "Шехла" и повторил:
- Шехла Мамаевой... Интересно, что это за женщина, что она из себя представляет?
- Судя по имени и нарядам дочери, можно догадаться, что она не из бедных, - предположил человек в калошах, собирая свой рот не то в улыбку, не то в гримасу.
Он долго стоял, наблюдая, как передают телеграмму, и только после этого успокоился. "Дочь по веткам легко подымается на верхушку дерева, по стволу которого с таким трудом карабкалась ее мать", - вспомнил он пословицу. "Если это та самая Шехла-ханум, которую я знал когда-то, то аппетит у нее не малый. За кусочек золота она продаст душу". Течение событий очень радовало Калоша. Он наслаждался, думая о золотых часах, которые притащил в дом прокурора. "Этот чернокудрый парень не подозревает, что я держу его на своей ладони. Но он почувствует это, если я сожму кулак..." Тихонько насвистывая, он приковылял обратно и сообщил:
- "Молния" пошла. Может, мать и успеет приехать...
- Очень хорошо. Молодец, Калош, - отозвалась Зарринтач. Она вела уже себя в этом доме, как свой человек, как член семьи. Она даже чуть-чуть подмигнула. - Этот Калош стоит сотни пар сапог. Он такой исполнительный...
- Да, да, - подхватил Муртузов, потирая по своему обыкновению руки. Очень хорошо, очень.
Мехман не отрывал глаз от пылающего лица Зулейхи. Он не знал, чем ей помочь, и сейчас почувствовал, как она ему дорога. Среди всех этих шумных людей, так бесцеремонно ворвавшихся в его семейную жизнь, он чувствовал себе сбитым с толку, одиноким. Что им надо от него? Когда они успели так полюбить его Зулейху? С подозрением посмотрел он на всех, и в душу его закралось сомнение...
26
Была уже полночь. Шехла-ханум сладко спала, разметав руки на мягкой постели. Раздался долгий звонок. Она шевельнулась, зевнула, прислушалась. Звонок не стихал. Шехла встала, накинула свой роскошный халат и осторожно пошла к двери.
- Кто там?
- Телеграмма- "Молния". Откроите!
- Откуда? - испуганно спросила Шехла, и ее желтая, как шафран, кожа на помятом лице побледнела под синим светом, пробивавшимся через застекленную наверху дверь.
- Откройте, телеграмма Мамаевой.
Озноб охватил тело женщины, она плотнее укуталась в халат и открыла дверь. Прочитав телеграмму о болезни дочери, она не могла больше уснуть от беспокойства. Рано утром она подняла на ноги работницу и велела приготовить все, что надо, в дорогу. Сестра ее - секретарь института достала ей билет на первый поезд. В тот же день Шехла-ханум выехала в район.
На вокзале ее встретил Муртузов.
- Если не ошибаюсь, вы - теща Мехмана? - спросил он осторожно.
- Да, да. Я. А что?
Муртузов назвал себя и взял чемодан. Шехла-ханум неохотно выпустила из рук чемодан. Но Муртузов льстиво улыбнулся.
- Не беспокойтесь... Я донесу...
- Как состояние моей дочери? Вы не знаете? - стала расспрашивать Шехла-ханум по пути.
- Ей лучше... Немного тосковала. Мы попросили прокурора подать вам телеграмму.
- Почему же "молния"? Притом ночью, так поздно. У меня чуть-чуть не было разрыва сердца... Ночью получить "молнию"!
- А это для того, чтобы ускорить ваш приезд. Я лично поручил нашему курьеру отправить "молнию". ВBдите ли, я заместитель Мехмана. Мы вообще живем, как одна семья. Я и моя жена Явер с утра до ночи не отходили от постели Зулейхи-ханум. И вообще, откровенно говоря, она соскучилась по вас. И мы хотели повидать вас, познакомиться...
Но Шехла-ханум твердила свое:
- Эти волнения отражаются на сердце. Вдруг поздней ночью услышать за дверью голос почтальона...
- Зулейха-ханум рыдала. Она кричала "мама". Так хотелось порадовать ее, бедняжку...
- Она у меня выросла очень избалованной, очень.
- Кому же побаловать ребенка, если не родной матери.
- Да, если тебя не ценят, то и на капризы твои не обратят внимания. Шехла-ханум громко вздохнула.