- Все это внешнее, показное. - перебил Мехман излияния Шехла-ханум. - А для человека важно здоровое нутро, честное сердце. Если совесть нечиста, то любые украшения - это сверкающая змеиная кожа. Она тоже очень красива.
- К сожалению, сынок, внешность ценится больше, чем внутренние качества. Наряди падишаха в нищие лохмотья, на что он будет похож? Кто согнется перед ним, кто станет преклоняться?
- Забудьте о падишахах, Шехла-ханум. Все это давно ушло в прошлое... Мы советские люди и говорим о советских людях...
- О падишахе я сказала только для примера. Ты, конечно, прав, Мехман, но не все думают так, как ты... Кто может проникнуть другому в глубину сердца? Многие судят по наружности, по одежде...
- И все-таки мне эти часы не нравятся. Не хотел бы я их видеть на твоей руке, Зулейха! - сказал, обращаясь к жене, Мехман.
Зулейха покраснела и пыталась, судя по ее виду, резко возразить Мехману, но Шехла-ханум, зная вспыльчивый характер своей дочери, решила переменить тему разговора. То, чего не сумеет добиться дочь, сумеет добиться она сама. С ее умом, с ее опытом... Она сможет постоять за свою дочь. Но только не надо ссориться. К чему? Особенно здесь, в чужом городе, среди незнакомых людей... Она начала исподволь.
- Знаешь, Мехман, - главное в семье это доверие. Нужно верить, доверять...
- Кому? - спросил Мехман.
- Семье, жене.
- Мужчина должен оберегать честь своей семьи.
- Если он чует измену, сынок...
Мехман подсказал:
- Или обман...
- Если бы родник имел голос, он и то заявил бы, что не хочет видеть себя замутненным, сынок.
- А если черная рука взбаламутит прозрачную воду...
- Мы ведь немало видели на своем веку, - сказала задумчиво Шехла-ханум, склонив голову. - Правда, сейчас другие времена, сейчас у власти пролетарии, бедняки. Но мы и теперь, благодаря аллаху, сыты. Мы никогда не жадничали и не брали чужого... А что касается этих часов, сынок, то я сама привезла их. О чем же ты споришь?
- Но к чему же тогда вся эта комедия? - удивился Мехман.
- Мы условились с мамой испытать тебя, - сказала Зулейха. - Захочешь ли ты сделать мне подарок...
Она уже уловила намерения матери и резко изменила тон.
- Почему же ты так волновалась, Зулейха, краснела, бледнела?
- Потому... потому... что моя любовь к тебе разбивается вдребезги о стену твоего равнодушия. У меня сердце разрывается...
Мехман опустился на стул и провел рукой по лбу, как будто отгоняя дурное видение.
- Если это так... Если это только так, Зулейха!..
- А что же еще может быть? - голос жены звучал так невинно, так нежно...
- Ты не обижайся на меня, Зулейха, но я подумал, что часы...
- У меня один сын и одна дочь, - сказала Шехлаханум, выступив вперед. Я одинаково люблю вас обоих...
Но Мехмая перебил ее и продолжал, обращаясь к жене:
- Меня расстроило, что ты, как мне показалось, слишком жадно смотришь на эту золотую вещицу, что она заняла слишком много места в твоем воображения. И потом я подумал... Ну не будем больше об этом говорить. Ты ведь знаешь, Зулейха, я хочу, чтобы мы были чисты во всех наших делах и помыслах. Ты ведь знаешь мои желания, мои планы.
- Мы тоже никогда не согласимся, чтобы желания твои и надежды потерпели крушение, - почти пропела Шехла-ханум.
- Конечно! Никогда! - поддержала ее Зулейха. И вдруг ощутила мучительную боль в сердце. Ни в мечтах Мехмана, ни в его планах она не видела места для себя, не видела желания сделать ее жизнь более удобной, более богатой и приятной. Не в силах сдерживаться больше, Зулейха зарыдала.
- Что с тобой дочка? Почему ты плачешь?
- Я, несчастная, мама... Я так несчастна...
- По всему видно, что кто-то посеял здесь ядовитые семена, - сказала Шехла-ханум. - Кому-то моя дочь стала поперек пути.
Шехла-ханум не надо было учить. Она знала, чего хотела добиться от молодоженов, и уверенно вела свою хитрую игру.
28
Мамедхан, стоя у двери, протирал заспанные глаза, когда к нему подошел милиционер, проживающий по соседству.
- Что это случилось с твоей Балыш? - спросил он. - Я что-то не вижу ее уже несколько дней...
- К отцу ушла... - ответил Мамедхан.
Милиционер недоверчиво посмотрел на него, но ничего не сказал больше и отошел. Мамедхан тут же побежал к Муртузову домой и, уединившись с ним, стал горько жаловаться:
- Видишь, что эта шлюха Балыш натворила со мной? Она погубила меня, угробила...
- А что такое? - спросил Муртузов. - Плохое что-нибудь?
- Хуже не может быть... Я думал, что она ушла к отцу...
- Куда же она ушла, если не к отцу?
- Она повесилась!
- Что? - воскликнул, вскочив с места Муртузов, но тут же овладел собой. - Повесилась? Почему, Мамедхан?
- Из-за ревности, в пылу гнева, чтобы досадить мне. Или из-за своих грязных проделок в клубе, которыми она мучила и терзала меня...
- Она еще висит? - деловито осведомился Мурту зов, наморщив лоб. - Или ты снял ее?
- Разве я дотронусь до повесившейся? Ни за что. Пусть все увидят, что эта бесчестная натворила, какой стыд обрушила на мою голову.
- Придется начинать следствие, Мамедхан! - сочувственно заметил Муртузов.
- Конечно. Ты сам должен установить, где правда и где кривда.
Муртузов задумался и важно произнес:
- Надо оповестить врача и объяснить ему, чтобы он... - И посмотрел прямо в глаза Мамедхану. - Понимаешь? Чтобы он составил правильный акт. Понял? Следствие будет в основном зависеть от медицинского заключения. Подобно зданию, стоящему на фундаменте, следствие должно опираться на эту бумажку - акт.
- Вчера я как раз встретил доктора. Он как будто был приветлив со мной, любезен...
- Когда ты узнал о ее смерти?
- Час тому назад. Вошел в комнату и вдруг вижу: подставила под ноги бочку и...
Мамедхан скривил лицо.
Муртузов пошел с Мамедханом прямо к Мехману.
- Товарищ прокурор, на плечи этого несчастного свалилось большое горе.
- Какое горе?
- Трудно даже сказать. Язык не поворачивается.
- Что случилось? Разве он тоже замешан в расхищении промтоваров для учителей?
- Нет, товарищ прокурор. Сколько раз за эти годы его проверяли, из всех ревизий он выходил чистым, как цветок. Беда в том, что жена несчастного повесилась. Как только он узнал об этом, прибежал сообщить.
- Повесилась? - отрубил Мехман, испытующе глядя на Мамедхаиа.
- Товарищ прокурор, эта женщина немножко... - Муртузов, стараясь выгородить своего друга, наклонился к Мехману и сказал вполголоса: - Она была немного легкого поведения...
Мехман с удивлением посмотрел на Муртузова. Тот опомнился.
- Конечно, все выяснится во время следствия. Но...
Как ни старался следователь сохранить беспристрастный вид, Мехман уловил все же, что Муртузов с самого начала пытался создать невыгодное впечатление о Балыш.
- Надо пойти на место происшествия, - сказал он лаконично. - Вызовите врача и начальника милиции.
Джабиров явился немедленно.
- А где врач?
- В больнице нет телефона, - ответил Муртузов, желая выиграть время. Придется послать человека.
- Пошлите скорее. Немедленно.
Муртузов вышел во двор поискать человека в калошах. Он коротко рассказал ему обо всем.
- Влип наш Мамедхан... - огорчился Калош.
Но Муртузов заметил строго:
- Беги за врачом. Все теперь зависит от его заключения. Понятно? Надо срочно доставить врача сюда.
- Понял, понял, вызвать врача. - Человек в калошах, сгорбившись, ушел, а Муртузов вернулся в кабинет прокурора.
- За врачом пошел Калош, - сказал он.
Мамедхан обрадовался. Его синеватые небритые щеки даже порозовели. "Калош хитер, находчив", - подумал он с облегчением. И в ту же минуту почувствовал на себе взгляд Мехмана. Мамедхан схватился за голову и закачался из стороны в сторону, показывая всем видом, как жестоко он страдает, как тяжело переживает смерть Балыш.
Наконец пришел врач.
- Вы конечно, знаете, доктор, зачем вас побеепокоили? - спросил Мехман.