Выбрать главу

- Да, профессор, мы должны отчитаться о проделанной работе...

- Из других выпускников кто-нибудь еще приехал?

- О, собралось много народу. Все наши ребята.

- Да? Я постараюсь обязательно прийти, послушать ваши отчеты. Посмотрим, как студенты оправдали себя на практике. - Профессор пытливо посмотрел на Мехмана. - Защищать права советского гражданина - что может быть почетнее, я бы сказал, священнее этого дела?

- Да, закон священен, и его надо твердо блюсти.

- Да, сын мой, точно так, - сказал профессор, любуясь выразительным лицом Мехмана. - Стоять на позициях советской правовой науки - значит стоять на позициях настоящего гуманизма. А истинный гуманизм в том и состоит, чтобы отстаивать крепкой рукой интересы большинства от врагов, от негодяев, от воров. Да, рука прокурора должна быть твердой... Я хочу присутствовать на вашем совещании у прокурора республика.

- Было бы очень хорошо, профессор.

- Или, может, вы, молодые, давно уже считаете своего учителя ни на что не годным стариком?

- Что вы, профессор, мы вас так уважаем! Человек становится старым не тогда, когда голова седеет, а когда мысли его застывают...

- Да, косность, консерватизм, вызванные старостью, нельзя прощать даже своему учителю.

Мехман усмехнулся. Меликзаде захохотал.

- О, Мехман, улыбка выдала тебя. Ты, наверное, подумал, что профессор хоть немного, да заражен старческим брюзжанием, не так ли? Я сам это чувствую иногда. Немножко консерватизма у меня уже есть. - Профессор попытался приподняться. - Может быть, я слишком погружен в теорию. Конечно и практическая работа нужна, чтобы не быть односторонним. Решено - каково бы ни было мое состояние, я завтра обязательно приду. Я... - Меликзаде осекся. На пороге стояла жена.

- Разве доктор разрешил тебе встать? - воскликнула она.

Профессор подмигнул Мехману и бодро возразил:

- В конституции не сказано, что разрешение доктора обязательно. Мы можем свободно не слушаться его, жена. Нельзя же приковать человека к постели, когда он совершенно здоров.

Приступ кашля снова потряс тщедушное тело профессора. Он упал на подушки. Мехман произнес взволнованно:

- Профессор, Зивер-ханум права... Вам нельзя подниматься.

- Видишь, жена, что значит прокурор? Придется повиноваться...

Меликзаде заметил, с какой жадностью оглядывает Мехман книжные полки и письменный стол, заваленный книгами и рукописями.

Он сказал задумчиво:

- Конечно, книга нужна каждому. Я свято чту книги, написанные во имя трудящегося человечества, во имя справедливости. Я изучаю их, непрестанно изучаю... - Профессор выпростал из-под одеяла руку и взял с тумбочки новенький томик. - Мой последний труд. Дарю тебе.

- Чудесный подарок! Спасибо! - с чувством сказал Мехман.

- Это результат многолетних размышлений. Разве можно писать, не учась, не изучая, не наблюдая, не вкладывая душу, не проводя бессонных ночей, не отдав, так сказать, света очей своих за науку? Нельзя, никак нельзя! - И снова простодушная веселая улыбка тронула бескроеные губы профессора. - А ты? Когда ты приступишь к своему труду? Или вы, товарищ прокурор, не хотите расстаться с брюками галифе и со своим званием? Нет, Мехман, ты должен сдержать слово. Поработай немного, потом вернись - подыши воздухом библиотек и книгохранилищ, приступай к научной работе. Практика даст тебе жизненную пищу для твоей научно-исследовательской работы. Я тоже хочу пересмотреть некоторые свои взгляды и высказывания, многое, наверное, придется исправить, как говорят, - помолодеть, стать пионером... Или ты думаешь, перо старого солдата юридической науки стало уже дрожать в его руке?

- Можно только завидовать седому ученому, который хочет быть всегда молодым и идти в ногу с жизнью.

Запавшие глаза Меликзаде засияли, словно озаренные мечтой.

- Конечно, будущее принадлежит вам - молодежи. Но не забывайте, что тот, кто сегодня молод, - с годами тоже поседеет.

- Головы, седеющие в борьбе за благородные цели, достойны преклонения и почета, учитель.

- А головы, седеющие бесполезно? - голос профессора звучал требовательно, будто он экзаменовал своего студента.

- Такая седина напоминает пустой колос.

Профессор порывисто приподнялся, притянул к себе Мехмана, поцеловал его, потрепал черный кудрявый чуб.

- Иметь право гордиться своей честностью, поседеть, не зная за собой никакого греха, отдать все силы сердца народу - это, конечно, великое счастье. Горе тому, кто заклеймил себя преступлением!..

Зивер-ханум придвинула круглый столик к тахте, принесла стаканы с чаем, различное печенье.

Раздался звонок. В передней послышался голос Дильгуще.

- Дочурка пришла. - Лицо профессора просветлело.

Вошла Дильгуше. На ней был скромный синий костюм, белая блузка с бантом. Вдоль спины лежали две тяжелые косы.

Она кивнула Мехману, как знакомому.

- Это я сказала ему, что ты, папа, болен.

- Ты думаешь, иначе он бы не зашел? - Профессор укоризненно покачал головой. - Значит, он явился поневоле, послушавшись тебя. Так ли ты хочешь сказать, доченька?

Мехман горячо возразил:

- Нет. Разве я мог бы уехать, не повидав вас? Это все равно, что не повидать родную мать...

Дильгуше заметила, что при упоминании о матери Мехман слегка смутился. Она деликатно пришла ему на помощь.

- У Мехмана замечательная мать. Она работает у нас на фабрике.

- Почему ты не пригласила и ее?

- О, я обязательно приглашу к нам почтенную Хатун. Я ее очень уважаю. Она прекрасная работница...

- Ваша мать еще работает? - спросил профессор. - Очень хорошо. Если бы мы не трудились - мир превратился бы в руины, в гнездо сов. Человек без работы никуда не годится. Все, что вы видите на свете благоустроенным, красивым, - все это плоды созидательного труда. Если ваша мать здорова, не изнурена, пускай работает, не мешайте ей...

Мехман взглядом попросил Дильгуше не продолжать этот разговор. Его самого удивляло и то, как хорошо девушка понимает его, и то, что он смело обращается к ней, как к старой знакомой.

- А что сказал врач? Ведь температура у папы упорно держится, не падает. Что он сказал? - настойчиво спрашивала она.

Профессор развел руками.

- Что поделаешь, девочка? Когда человек стар, медицина оказывается бессильной...

- Надо созвать консилиум, мама.

- Думаешь, консилиум что-нибудь даст? - отозвался отец. - Все это от старости. - Профессор крепче облокотился на подушку. - Никакие консилиумы, никакие высшие меры медицинской науки не в силах прекратить путь смерти. Молодость - ее враг, а старость - ее пленник. Дует ветерок, пригревает солнышко, потом наступают холода... Старость, как магнит, притягивает к себе болезни, человеческий организм не имеет уже ни силы, ни мужества, чтобы сопротивляться ей... А молодость смело подымает свой мятежный меч против любой болезни и гонит ее прочь.

Сколько бы ни бились, ни старались люди, как бы они ни продлевали жизнь человеческую - на век или на полтора, или на два века, - все равно когда-нибудь эта злая старуха-смерть накинет на плечи человеку белый саван свой. - Профессор старался шутить, но в голосе его невольно звучала печаль. - Все на свете закономерно. Одни рождаются, другие умирают. Смех и слезы, печаль и радость постоянно сменяют друг друга, как день и ночь... Ничего тут не поделаешь... Но развитие не прекращается. Движение вперед ни на миг не останавливается. Солнце всходит и заходит, звезды сияют, природа сохраняет свою гармонию, и человек, не считаясь со смертью, не убавляя шаг, подымается на высокие горные вершины. Вчера он ездил на скрипучей арбе, сегодня он стремительно летит навстречу солнцу, рассекая крыльями самолета тучи, оставив далеко позади чудо прошлого столетня - паровоз... Да, процесс материального развития, могучая сила человеческого разума уводит человека из пещер, где он прятался от диких зверей, в мир все новых и новых чудес... Многоэтажные каменные здания, электричество, кинематограф, машины приводят всех в восхищение. Жизнь не останавливается, дети мои, и хотя человек осужден на старость, он - пока молод, его кровь горяча и сердце отважно сражается со смертью во имя жизни. Поэтому надо быть в жизни полезным человеком, творить для наших будущих поколений, чтобы память о нас не угасала...