Синап был доволен. Двинулись по деревням. Проходя, оставляли жителям вьюки с зерном — и христианам и туркам. Ведь они были не чужие друг другу: говорили на одном языке, только не в одного бога веровали.
Вот они, родные места! Самые очертания холмов, утесов, даже вид деревьев и шум реки были им знакомы, они запечатлелись в их душе с детских лет.
Засмеются детские глазки! Сойдет с лица матерей желтая тень заботы!
Как их встретили! Как свадьбу—с зурнами и бубнами, песнями и цветами!
— Аферим, Синап! Браво, Синап!
— Да здравствует атаман, что накормил нас и гостинца привез!
Как ветром разнесло весть о хлебе по всем дворам, лачугам, зимовьям, пастушьим хижинам, мельницам и кошарам. Голодный люд сбегался на дорогу встречать тех, кто нес ему спасение. Земля родит для всех: почему ж одним голодать, а другим обжираться? Зачем пшенице лежать запертой в амбарах? И самые полные амбары у тех, кто меньше всего трудится! Синап пришпоривал коня, и ему казалось, что он все еще видит дым, пожары на равнине, слышит вой перепуганных собак.
Ему уступали дорогу, провожая взглядами, полными глубокой признательности. Женщины и дети кричали, как помешанные, толкаясь, чтобы пробиться вперед.
Верхом на черном беевом жеребце ехал он в толпе, замкнутый, молчаливый, равнодушный к восторженным крикам, и из головы его не выходил образ, досадный и назойливый, как муха. Кара Ибрагим, чепеларский мухтар — окружной староста, — косился на него из-за дочери Метексы... Как поступит Кара Ибрагим, узнав о его подвигах? Кара Ибрагим был султанский чиновник, правитель округа, и Синапу было отнюдь не безразлично, что он думает и что собирается делать.
События учат, и Синап скоро понял, что кашу, которую он заварил, не скоро расхлебаешь: хочешь не хочешь, а надо итти дальше. После дня богородицы он совершил второй набег и опять вернулся с большим запасом зерна и с другой добычей. Денег он не брал и не платил. Голодную Чечь охватила радость. Первые засмеялись дети: их отцы и братья действительно привезли им хлеб! Но... ведь у него потребуют отчета те, сильные — беи и паши, визири и мухтары. Ведь они ему скажут: как посмел ты, сучий сын, ломать государственные законы? Ты себя одного считаешь умником, знаешь, что нужно, а что не нужно? Разве в нашей земле нет людей, чтобы печься о богатых и бедных? На кол, на кол мятежника, на виселицу бунтовщика!
Глава вторая
ОПАСНОСТЬ РОЖДАЕТ СМЕЛОСТЬ
1
Имя Синапа поминалось всюду, и весть, что он накормил всю голодавшую Чечь, донеслась до самого моря, до Адрианополя и Царьграда. Все голые и голодные ахряне подняли головы, поняли, что настал их час. Гайдамаки, удальцы, жадные к славе и почестям, — все составляют отряды, готовятся к походу, готовятся нахлынуть на равнину. Собираются дружины, выбирают вожаков, добывают коней, льют пули, куют и точат ножи... И все устремляются к Синапу, его расспрашивают, у него ищут советов. Он стал главным атаманом всех отчаянных, все узнали, кто такой Мехмед Синап!
Он объезжал всю Чечь. Входил в приземистые лачужки. В тесных, продымленных хижинах лежали больные дети, закутанные в тряпки.
— Где их мать? Есть ли тут жив человек?
Сходились женщины. Он выговаривал им, корил за то, что они не умеют смотреть за детьми, за то, что заперли их в вонючих норах, без воздуха и солнца — разве так можно? И перед аллахом грех, и перед людьми стыдно.
Его любили, хотя и побаивались. Особенно любила молодежь. Он ей давал возможность показать свою силу, геройство; она готова была отдать за него все, даже жизнь.
Никто не говорил ему этого, но он читал в глазах. Ему повиновались, как старшему брату, как отцу, повиновались с первого слова.
На границе Чечи, там, где начинался округ чепеларского мухтара, он поставил сторожевые вышки, настроил редутов — на всякий случай. Иначе нельзя! Вот Пазвантоолу на все смотрел сквозь пальцы, оставил вилайет[16] открытым, — султанские войска напали на него и раздавили! Не он ли говорил, что оружие надо держать наготове? Уж если поднял руку на падишаха, так надо итти до конца!
Осень и зима прошли спокойно во всей Чечи. Не появился ни один султанский чиновник, курьер или жандарм, ни один приказ паши или мухтара Кара Ибрагима не смутил покоя засыпанных снегом сел. Мысль Синапа летела дальше, к городам и дворцам пашей, где, наверное, о нем говорят, где ему готовят капкан. Но Синап не из тех, что легко отдаются в руки!
Он собрал молодых людей и начал обучать их воинскому искусству.
Они учились строю, а затем в свою очередь обучали других, — надо уметь обороняться от султанских войск, уметь защищать свою свободу.