Но Синап молчал. Видно было, что ему не хотелось выдать свою мысль, открыть свой план. Он сказал:
— Я вернусь через пять дней. Кто хочет избавить себя и свое семейство от голода — пусть дожидается меня!
Он попрощался и удалился, высокий и стройный, похожий на сосны, меж которыми он шагал.
Да, у него было что-то на уме, но что именно? Никто не знал. Не открыл ли он клад какой старинный — богатый, неоценимый?
Его проводили озадаченным взглядом: некоторые качали головой, не выпуская из уст чубуков, и переглядывались, стараясь прочесть что-нибудь в глазах друг у друга. Нельзя было отогнать мысли о хлебе; туркам качамак, а христианам и просфору не из чего было приготовить.
«Какой позор! — думал Мехмед Синап. — И это государство! Амбары пашей и беев набиты зерном, а райя обречена на голодную смерть... Кто это поправит, приведет в порядок, когда некому слушать, словно небо оглохло? На теплых местечках сидят здоровенные разбойники, за кукурузный початок готовые зарезать человека или бросить в тюрьму...»
Вот какие мысли тревожили Синапа. Но он был не такой, чтобы дать себя бросить в тюрьму, — напротив, сам готов был рубить им головы.
3
Синап решил ждать. По дорогам ему встречались группы детей, еще издали кричавших осипшими, слабенькими голосками:
— Дядя, дай хлебца!
Сердце его сжималось болью, но он говорил твердым голосом, чтобы вдохнуть в них бодрость:
— Скоро, дети, у вас будет хлеб! Тятьки и братья ваши привезут!
Дети в отчаянии отшатывались и молча провожали Синапа полными слез глазами.
Они бежали домой передать, что им сказал незнакомый дядя: тятька и старшие братья привезут им хлеба.
— Кто? Кто вам сказал? — спрашивала обезумевшая мать и выходила за ворота посмотреть. Потом возвращалась, убежденная, что дети бредят.
Человек уже проехал, — у него были свои дела. Следы его искали в разных местах. Посланцы кехаев застали его в Триграде, и один из них, Топал Салих, сказал ему доверительно:
— Слушай, Синап, ты рассказал сказку, которая зажгла кровь в наших жилах и отняла у нас рассудок: будто мы можем добыть муки и зерна, если послушаемся тебя. Скажи, в чем состоит твой план?
Синап покачал головой:
— Когда наступит пора, я приду.
— Но народ должен знать! Иначе кто тебе поверит? — возражал Топал Салих.
— Голодный не спрашивает, кто ему дает хлеб.
— Но что ты думаешь делать?
— Будем искать правду и найдем ее.
— Как? Где?
— Она заточена, растоптана, но стоит нам кликнуть ее, и она отзовется: правда всегда откликается, когда ее ищут...
Синап смотрел вдаль, словно искал глазами что-то улетевшее, скрывшееся из виду.
— Очень ты неясно говоришь, Синап, головы у нас простые, неученые, — сказал Дертли Мехмед.
— Я многое видел и пережил на этом свете, братья ахряне, и понял одно. Сильный не отдает своей силы, богатый не уступает ни крохи своих богатств. Султан думает о себе и своих приближенных, а райя может умирать с голоду. Что такое падишах? Главарь разбойников, убийц и душегубов, из которых один злее другого! На опыте я понял, что человеку самому нужно взять судьбу в свои руки, взять тяжелый безмен и взвесить добро богатых и бедных. Тогда откликнется правда и скажет: до сих пор было так, но будет иначе... Надо отвесить каждому столько, сколько положено. На разбойников выходят только с оружием... и нам ничего другого не остается...
Синап умолк. Может быть, понял, что сказал слишком много...
Но он решил, что лучше иметь верных, посвященных людей, на которых можно положиться как на помощников, чем все возлагать на случай. Поэтому он отозвал в сторонку Топал Салиха и Дертли Мехмеда и долго говорил с ними; они его слушали благоговейно, потупившись. Потом отошли в задумчивости, не зная, что сказать.
Топал Салих возразил:
— Как ни делай, промахнешься! Султану угодишь — плохо будет народу; станешь за народ — султана рассердишь. Такое уж нынче время.
На что Дертли Мехмед ответил:
— Ни перед кем не станем шапку ломать! Слушай, Топал Салих, принимайся за дело, что решено — так тому и быть!
4
На Машергидике шумно, как на сходке. Собираются люди, все с оружием, каждый ведет несколько мулов или лошадей. Со всей Чечи рупцы и смоляне[10], христиане и турки идут на зов Синапа, покинув голодных жен и детей, все «тятьки» и «батьки»[11] идут добывать зерно и хлеб.
Пришел и Синап. Он был задумчив; брови его нахмурены, губы плотно сжаты, лицо бледное, взгляд тяжелый. На нем расшитый канителью камзол, тонкая чалма, чешири[12] с кантами; на плече ружье. Въехав на коне в толпу, он развернул знамя — «байрак» — и произнес громким голосом:
10
Рупцы — горцы, живущие в Родопах (в Рупе и других районах). Смоляне — одно из славянских горных племен. (
11
От слова «бате»; так у болгар именуют старшего брата или вообще старшего мужчину младшие.