Eine Kleine
Meine liebe kleine frau...
Все трое познакомились в Лондоне, на концерте Scooter. Майк и Лурдес приехали из небольшого городка в графстве Корнуолл. Сара была местной. И уж вряд ли приметили бы друг дружку в разношёрстной толпе меломанов, гикающих на десятках языков, одетых в кожу, футболки с черепами. Майк был весь покрыт пирсингом, даже на кончике языка сверкала бусинка. У Лурдес были розовые волосы и сиреневые ресницы.
Сара выделялась тем, что пришла одетой, как обычно.
Встреча получилась карикатурной: пьяный вдрызг парень с перекошенным ирокезом на голове забрался на фонарный столб и, держась одной рукой, расстегнул ширинку и выпустил в толпу струю мочи. Сара, визжа, наскочила на Майка, тот, взмахнув руками, зацепил Лурдес, которая в этот момент, запрокинув голову, допивала пиво из стеклянной бутылки. Удар пришёлся по зубам девушки, которая тут же взвыла от боли и стала нещадно лупить Майка этой же бутылкой.
Сара решила не вмешиваться и отойти подальше от дерущейся парочки, но сбежать не удалось: злополучная бутылка больно врезалась между лопаток и, отскочив, рассыпалась осколками по мостовой.
- Ты куда?! - возмутился Майк, - ты все начала!
- Да я тут вообще не причём.
Сара обиженно почесала саднящую спину.
- А у тебя ресница отклеилась, - заметила она, глядя на возбуждённую раскрасневшуюся Лурдес.
- Ну и хрен с ней.
Девушка ловко подцепила длинным ногтём накладку и небрежным щелчком отправила под ноги. Настоящие ресницы были рыжими. Второй глаз так и остался сиреневым.
- Пошли, выпьем пива!
Сара не любила пива, но девушка вызывала симпатию. Да и парень улыбался вполне добродушно. Здесь у неё было мало друзей...
Сара всю жизнь провела в Нормандии, а в Лондоне обосновалась пару лет назад.
Большой, строгий, прохладный город с первого взгляда не понравился девушке, привыкшей к сочной зелени французских равнин. Сара корила себя за то, что позволила отцу в который раз принимать за всех решение.
"Семья должна держаться вместе..."
Но в Лондоне Сара чувствовала себя в ловушке условностей, серым туманом разбавляющих краски юности, которая будто проходила мимо, день за днём.
Майк и Лурдес давно уехали, но Саре казалось, что она до сих пор слышит их вычурную ругань по пустякам. До сих пор думает, а есть у Майкла пирсинг под одеждой? До сих пор воображает, как бы это было здорово, если бы вместо того, чтобы болтать о всякой ерунде, они бы занялись любовью...
Лурдес, правда, не сильно вписывалась в эти фантазии - Саре хватило французского опыта с девушками. Теперь её хотелось только дружить...
А вот мужчин у Сары почти не было. Почти... если неловкая возня губами на заднем сидении автомобиля могла считаться сексом. Едва ли...
Не осталось ничего, кроме стыда и жуткого чувства неудовлетворённости...
Вечерами Сара рассматривала снимки, которые Лурдес пачками выкладывала в Инстаграмм - большей частью однотипные: отвесные скалы, берега, усыпанные чёрными валунами, мокрые от постоянно набегающих волн. Сара любила море. Глядя на растрёпанную, улыбающуюся подругу, девушка представляла себе Корнуолл кусочком рая.
В одно прекрасное утро Сара все-таки решилась: собрала одежду, кое-какие пожитки и села на поезд, унёсший её на другой конец Англии. Она представляла себе лицо отца, когда он прочитает записку, оставленную на обеденном столе.
"Уехала искать себя. Вернусь осенью. Сара"
Отец наверняка будет огорчен. Еще больше - разочарован. Но Сара как никогда была уверена, что лёгкий бунт - это то, что ей сейчас необходимо.
Семестр закончен, впереди каникулы, которые она проведет, как сама того пожелает - на морском берегу, вдали от шумной городской суеты.
И подальше от родителей, которые вот уже год как изображают семью, засыпая и просыпаясь в разных комнатах.
Раньше, просыпаясь ночами, Сара слышала негромкие смешки и скрипы кровати, приводившие её в смущение.
Сейчас она могла слышать только тишину. Или мамин голос, нежно воркующий по телефону с кем-то таинственным, кем-то, кто не мог быть её отцом.
Майкл встречал её на перроне. Сердце ёкнуло и застучало быстро-быстро, когда он обнял её за плечи и легонько скользнул губами по подбородку. Пирсинга почти не осталось - только бусинка над бровью. Майкл казался ещё выше и симпатичнее, чем запомнилось Саре.
- Meine liebe kleine frau!
- Здесь говорят по-немецки? - удивилась Сара.
- Нет, просто безумно рад тебя видеть.
- И я...
Сара вмиг охватила себя взглядом со стороны: невысокая, худенькая, почти бесформенная, с помятым от усталости лицом. Отец любил повторять, что она красавица, но Сара знала, что это не так. Она обыкновенная - как десятки тысяч девушек вокруг. Но так хотелось верить, что Майкл разглядел в ней что-то особенное...
- Вот уж не знаю, чем тебя удивить в этом захудалом городишке.
- Так уж и захудалом! - возразила Сара, - мне здесь нравится.
- Я нашёл тебе комнату, как и обещал.
- Правда? Это чудесно - я очень хочу принять душ с дороги.
- Конечно, если ты не боишься...
- Чего? - не поняла Сара.
- Домов с привидениями! - Майкл скорчил гримасу и неожиданно громко рассмеялся, - да шучу я! Видела бы ты своё лицо!
- Иди ты!
- Нет, я серьёзно. Ты испугалась!
- Ни капельки.
- Тогда идём. Здесь недалеко, можно пешком пройтись.
- Отлично, - пробормотала Сара. Она была немного сбита с толку. Майкл дурачился или пытался флиртовать? И то, и другое выглядело, мягко говоря, неуклюже. Но когда Майкл неожиданно взял её ладонь в свою, она обо всем забыла, думая о том, что по лицу наверняка расплылась глупейшая из всех возможных улыбок.
Дом, в котором Майкл снял для неё комнату, оказался старым особняком, построенным, скорее всего, ещё перед первой мировой. Окна были деревянными, сад вокруг выглядел довольно запущенным, однако само сооружение было добротным.
Большой светлый холл хранил остатки былой роскоши. Очевидно, предыдущие хозяева особняка были людьми небедными, поскольку многое внутри было выполнено из дорогого красного дерева, а мраморная лестница на второй этаж была изумительно красивой.
Хозяйка особняка, женщина весьма преклонных лет, чуть подслеповатая, как показалось Саре, и очень немногословная, отвела ей комнату на первом этаже, прямо под лестницей, вручила ключи и ушла, оставив после себя шлейф невыносимого кислого запаха старости.
Саре поймала себя на мысли, что ей бы хотелось пореже встречаться со старушкой.