Ее отец, видя ее состояние, долго колебался: предупредить ли ему жену, но в марте 1803 года врачи нашли положение таким угрожающим, что он решил написать обо всем приятельнице миссис Сиддонс, ее товарке по сцене, советуя ей пока ничего еще не передавать. Эта женщина не сумела скрыть своего беспокойства и показала письмо миссис Сиддонс, которая решила сейчас же ехать ухаживать за дочерью.
В день отъезда она узнала, что страшная буря свирепствует на Ирландском море и ни один корабль не выйдет в течение нескольких дней. Шквал опускал над городом темную завесу дождя. Тщетно миссис Сиддонс предлагала удвоить, утроить стоимость проезда — ни один капитан не считал возможным рисковать своим судном, выйдя в такой ураган. Вынужденная к ожиданию, она продолжала спектакли; только в течение часов проведенных ею в театре, она забывала свои печальные мысли. «Что там сейчас происходит? — думала она. — Когда я уезжала, Салли казалась мне довольно крепкой; она наверное перенесет болезнь… Но как хрупка человеческая жизнь!»
Она проводила долгие часы в молитвах, умоляя Бога оставить ей хоть эту дочь. Перед ней оживали сцены смерти Марии; она представляла себе Салли, призывающую в одиночестве свою мать. Бесконечные, мрачные тучи, быстро проносившиеся по горизонту, вызывали в памяти последние дни в Клифтоне. Вечером шум аплодисментов означал для нее после каждого акта конец живительного сна, возвращение тяжелой действительности. После недели ожидания она получила, наконец, возможность переплыть море и отправилась в почтовой карете в Лондон. На первой остановке она узнала из письма Сиддонса, что ее дочери уже не было в живых.
Она находилась некоторое время в том состоянии молчаливой прострации, которой всегда сопровождались самые тяжелые ее потрясения, — она не была в состоянии даже отвечать на утешения своих друзей. Ей было тяжело думать, что они считали ее бесчувственной, в то время как всю ее заполняла одна только мысль — мысль о погибшей дочери. Но непреодолимая стыдливость останавливала на ее губах всякую фразу, касавшуюся чего-нибудь другого, кроме пустяков или хозяйства.
Скоро, к большому удивлению всех окружающих, она сказала, что возобновит свои выступления и просила объявить на афишах «Короля Иоанна». В назначенный день она отправилась в театр и оделась, не произнося ни слова.
Видевшие в этот вечер, как Констанция оплакивает своего сына Артура, унесли с собой впечатление о незабываемой красоте. Они не только вновь убедились в таланте миссис Сиддонс, но должны были признаться, что никогда она не достигала такой высоты. Мрачная величественность актрисы была исполнена такой силы, что с ней, казалось, выходил на сцену целый похоронный кортеж. Когда она дошла до жалоб старой королевы, она почувствовала, что в первый раз после смерти Салли она может, наконец, кричать о своей любви, о своем ужасе, о своем отчаянии.
Безумна я, ты говоришь… Так знай же, Что быть безумной счастьем было б мне! Забыв себя, тогда бы я забыла И скорбь мою!..Наконец-то ее скорбь нашла выход; поэт изгонял из нее демонов, ритм уносил ее за собой. Ее слезы, слишком долго сдерживаемые, бурно прорвавшись, орошали ее лицо, окутывали многоголовый зал туманом трепетным и светозарным. Она забыла о публике, об окружавших актерах. Мир был скорбной симфонией, в которой жалобной скрипкой выделялся ее собственный голос и, подобно тому как иногда гобой или флейта долго выводят одинокую мелодию, которую оркестр тщетно старается покрыть своими волнами, звонкими и трагическими, так в глубине души актрисы звучал еле слышный и почти радостный шепот: «Я никогда еще не была так хороша».
Примечания
Повесть впервые опубликована: Paris, Grasset, 1926. На русском языке — Л.: Библиотека всемирной литературы, 1928.
Для построения этой повести Моруа использовал три новеллы, написанные ранее, которые связаны между собой его искренним вниманием к произведениям искусства. Любовь и глубокое уважение писателя к авторам этих творений позволили ему найти необходимый баланс между правдой и вымыслом, соблюсти пропорции документальности и поэзии. В результате получились очерки, безупречные с точки зрения формальной биографической точности, являющиеся в то же время самоценными художественными произведениями.
Первая новелла (впервые: Paris, «LePleiade», 1926) прослеживается сам процесс создания художественного произведения, творческий акт как эпизод реальной жизни его создателя, факт мироощущения творца. Основой раскрытия темы являются события из биографии юного Гете, по времени относящиеся к моменту написания им «Страданий молодого Вертера».