« Мое платье, под цвет волос»,
И подушка шла влево.
«Я плыву по судьбе, и обрезала косы»,
И подушка шла вправо.
«Я прекрасна сиянием звезд»,
И подушка замирала. Она не поднимала голову, и я подошел к ней. Она почувствовала мой взгляд и подняла голову.
Минуту посмотрела на меня и сказала: «Харуто, мальчишкин, я знала, что ты придешь». И снова стала баюкать сою подушку.
Моя Мэй не узнала меня. Она сидела и баюкала подушку, здесь, посреди филиала ада. Она искала варианты, как убить своего ребенка, пока я развлекался.
Слеза прокатилась у меня по щеке. И я повернулся к доктору. И спросил, есть ли у них палаты там, наверху. Доктор посмотрел на меня и не стал задавать вопросы. Он кивнул. Про цену он тоже не говорил. Пока. За что я ему был благодарен.
Я обнял Мэй, добился фиксации взгляда и сказал: «Милая Мэй, я вернусь».
Она кивнула, оставаясь во лекарственном полусне, и не понимая, кто и что ей говорит. Мы вернулись на пост. Доктор назвал цену. Связался с дежурным супервайзером, и через полчаса Мэй была в комфортабельной, чуть поменьше, чем у Ямамото палате.
Пока я оформлял документы, ее помыли и переодели в чистое белье. И положили на кровать с хорошим, новым бельем. Заработал кондиционер и в воздухе стал прохладно и комфортно.
Я поблагодарил доктора и попросил оставить нас наедине. Мэй я записал как Мэй Сато. И он по умолчанию понял, что это моя знакомая, или родственница. Доктор кивнул. Указал на время. Я достал кошелек и вынул несколько бумажек.
Доктор кивнул вновь. И сказал, что не будет нас беспокоить.
Я сидел и смотрел на Мэй. Она баюкала и напевала. А по лицу меня катились слезы. Я не плакал так никогда. Никогда в жизни. Ни на похоронах, ни еще где бы, то ни было.
Мэй похудела. Ее лицо осунулось. В волосах пробивались не прокрашенные пряди. Но это была моя Мэй. Моя и только моя.
Она пела мою песню, а потом подняла голову. Удивилась и не удивилась и сказала:
- Харуто, ты еще здесь?
- Мэй, милая, я всегда буду здесь.
- А ты знаешь, мы убили нашего ребенка.
Я сказал, что:
- Да, я знаю об этом. Но у нас будет еще один ребенок. Тот, которого ты носишь.
Она подняла взгляд и глядя вглубь меня сказала:
- А вот и нет, мой мальчик, это не твой ребенок.
Я молчал. И даже дыхание ушло от меня на миг.
- Это ребенок Минато.
Она сказала это и вновь стала качать подушку. Я отвернулся и подошел к окну. Я хотел выть в это темное, ничего не слышащее небо. Выть от горя, проклиная себя за то, что я не был с ней все эти дни.
Если бы я писал ложь, а мы договорились, что я рассказываю правду, то я бы сказал, что я позвонил Акари и все ей рассказал, а потом уехал с Мэй и жил на острове на деньги, полученные от отца.
Но я стоял у окна и слезы ушли. Пришла злость. На себя, на Мэй. На Харуто, и на тех, кто был с ней кроме меня.
Я повернулся и сказал.
- Моя девочка, Харуто хочет тебя.
Она подняла голову. Улыбнулась и отложила подушку. Поправила волосы и улыбнулась.
- Иди ко мне, мой мужчина.
Я подошел, и она расстегнула ремень. Молнию. Я был противен себе. Но мне было приятно обладать ей. После стольких бесплодных дней. После поисков ее по всей стране. Обладать, даже как Харуто.
Она ритмично, но не умело двигала головой. А я мял ее мягкие, только что вымытые волосы и не мог, физически не мог закончить все это.
Это продолжалось долго. Но, наконец, организм отдал порцию требуемой от него влаги.
Мэй запила, как часом раньше это сделала Ямамото.
Мне было пора домой. Я оправился.
Вышел на пост. Попросил врача, чтобы он сделал укол снотворного.
Он кивнул. И я видел, как обняв живот Мэй, засыпает. Я погладил ее волосы, и тут она, почему то приоткрыла глаза, и сказала: «Минато», и заснула.
Я оставил доктору деньги. Хотел отставить телефон, но он сказал, что он у него уже есть. Я кивнул, и доктор проводил меня через палаты. В этот раз знакомых я не встретил.
Я вышел на улицу. В темное небо я кричал без звука. Пока меня не привлекло мигание телефона. Там было около трех пропущенных звонков. Один был от Акари. Два от Юкио-сан.
Я перенабрал ему. И Юкио-сан сказал, чтобы я срочно ехал в аэропорт.
Я взял одно из такси, роящихся у комплекса больницы.