Я встал и смотрел, как они доходят почти до перекрестка и там встречают…
Кого они встречают я так и не рассмотрел.
Меня разбудил телефонный звонок.
Это звонил доктор и я принял его. Но видеозвонок был необычным.
Там, в телефоне была Мэй.
Она была причесана. Лицо ее было округлившимся и отдохнувшим.
И взгляд показался мне осмысленным.
Я машинально глянул на часы. До прилета оставалось еще сорок минут.
Мэй отодвинула телефон и я увидел, что в руках она держит сына. Но стоит напротив раскрытого окна. Доктора я не увидел, но услышал его голос, который уговаривал Мэй открыть дверь.
Она не отвечала ему и ласково поздоровалась со мной:
- Здравствуй, Минато.
- Здравствуй, Мэй. Скажи, что происходит? Почему ты не открываешь доктору?
Мэй ничего не ответила мне. Она улыбалась.
И спросила меня, правда ли я спал с ней, пока она была здесь. Я ответил, что я люблю только ее, что только она мне нужна, и я сделаю все, чтобы быть с ней.
Она спросила, еще раз. А затем сказала, что Харуто никогда здесь, в больнице, не был.
Она обошла палату. Подошла к окну. Я пытался говорить с ней.
Я говорил, что люблю ее. Она мягко улыбалась. Подходила к тем местам, где мы были с ней. Кровать. Мягко гладила ее рукой. Кресло. Диванчик. Подошла к шторам. Их колебал ветер двадцатого этажа. Отдернула их. Посмотрела на ребенка.
Сказала, что это ребенок не Харуто.
Я кричал. Я вскочил в проход и ко мне подошел Смит и его ребята.
Я умолял Мэй остановиться. Она посмотрела не меня. Повернулась к окну.
Младенец спал. Она показала мне его на камеру. Потом подняла и швырнула его в открытое окно.
- Ты этого хотел, Минато, - спросила она.
На заднем фоне раздавался стук в дверь.
Это врачи ломали вход в палату. Мэй встала на подоконник.
Посмотрела на меня. И вновь произнесла.
- Ты это хотел, Минато.
А потом сделала шаг назад, и кинула телефон вперед.
Кадры ее падения я пересматривал много раз. Она упала позже сына. И два кровавых пятна я увидел спустя полтора часа, когда приехал к Акари.
Она падала легко, как птица, распустив руки, окутанные таканью кимоно.
Она не кувыркалась в воздухе. А летела. Прямо, так, как жила.
Я затих. А мистер Смит налил мне виски. Это был хороший, выдержанный, крепкий виски.
Я почувствовал его успокаивающий вкус.
И сказал ему, что только что я лишился третьего сына.
Третьего уже рожденного сына. Мистер Смит с кем-то связался по телефону. Получил подтверждение и сказал:
- Соболезную, сэр.
Именно так он и сказал. Соболезную. Мать его, сэр.
Я взял себя в руки и ответил ему благодарностью.
Извинился за эмоции. Сел на место. Взял стакан и бутылку. Я не хотел пить. И пил золотой напиток мелкими глотками.
Я вспоминал себя и Мэй. Я не вспоминал ее период с Харуто.
Я вспоминал нашу близость там, где она только что была, а потом перестала быть, соприкоснувшись с твердой поверхностью земли.
Странная пустота пробралась в мою душу.
Я открыл документы и аннулировал дарственную квартиры на Мэй. Она так и не успела подтвердить ее.
Я удалил нашу с ней переписку. Удалил выписки со счетов.
Дверь удалось сломать и доктор поднял свой телефон и продолжил разговор.
Он подтвердил, что и Мэй и ребенок погибли. Я попросил его оставить наш разговор с Мэй в тайне. Он сказал ,что это не в его силах, но если следователь не будет задавать вопросы, то сам он не поднимет эту тему.
Я поблагодарил его. Перевел деньги за закрытие договора об оказании помощи Мэй. Скинул доктору адрес ее родителей.
А также перевел деньги на его личный счет.
Потом спросил, что там с Акари. Он сказал, что Акари в полном порядке, и они наблюдают за ней согласно протоколу.
Я кивнул и попросил доктора сделать все возможное для нее.
Потом набрал ее родителей. Трубку взяла ее мама. Я поздоровался с ней и сказал, что Акари повезли на сохранение.
Она поблагодарила меня и сказала, что они с отцом приедут туда.
Я сказал, что и сам буду через час у Акари. А сейчас лечу в самолете.
Самолет сел без происшествий и машина Корпорации довезла нас до нашего терминала. Формальности были пройдены быстро. И автомобиль компании помчал меня в роддом.
Я помнил четко как выходил из самолета. Как мне ставили в паспорт штамп прибытия. Как ветер холодил лицо.
Как я сел в автомобиль. Как говорил с Юкио-сан. Как он поблагодарил меня за сделанную работу.
Как я подъехал к роддому.
Тела Мэй и моего сына уже убрали. На асфальте осталась только два пятна крови и огораживающая их ленточка.
Я набрал доктора и попросил выйти его в фойе. Он спустился, и сказал, что родители у Акари, и что с ней все хорошо.
Я попросил не упоминать его ни о Ямамото, ни о Мэй.
Он кивнул.
Я попросил показать мне тела. Моих сыновей и Мэй.
Он сказал, то это невозможно. Я отверг его слова и попросил вновь. Он посмотрел на часы и кивнул.
Мы спустились вниз, на минус пятый этаж.
Там он открыл своим пропуском двери и служитель, в маске и белом халате проводил нас внутрь.
Там, наверное, ыло холодно, ноя не чувствовал этого.
Доктор и сопровождающий провели меня в первое помещение.
Там лежала Ямамото. Она была мертвенно бледна и прекрасна. Ее лицо напоминало белую розу. И я понял, насколько красивым ее сделало материнство.
Она расцвела и я понял, что будь она жива, я полюбил бы ее. Смог полюбить.
Сын был маленький. И лица его я не запомнил.
Меня проводили во вторую комнату. Там лежала Мэй. Лицо ее успокоилось, но голова ее была цела. Я смотрел на нее и не верил, что она мертва.
Казалось, она спит, и только стоит прикоснуться к ней, она откроет глаза и скажет: «Минато, милый, я ждала тебя».
Я подошел, оправил ее волосы и только тут увидел неестественную сжатость ее затылка и капельки крови в волосах.
Сына мне так и не показали. Не чего было показывать, как объяснил служитель.
Я не плакал и вышел, повинуясь пожеланию доктора.
Доктор сменил халат. Я же прошел дезинфекцию какой-то жидкостью.
Но иначе было нельзя. Из мертвецкой я мог принести заразу.
А еще одна смерть в планы доктора не входила.
Меня обдало паром. Смесью каких-то дезинфицирующих средств.
Но как ни странно. В этом пару ушли мои сомнения. И я почувствовал облегчение.
Последние месяцы ушли от меня. Ушла Аиша. Эта коричневая, мягкая пантера.
Ушла Ямамото. Податливая, словно ветки ивы женщина.
Ушла непокорная, недоступная, красавица Мэй. Она упорхнула от меня словно недоступная, райская, неведомая птица. И я не сожалей о ней. Наваждение уходило.
Я вышел из очистительной камеры и был готов подняться туда, где меня ждала моя любимая Акари.
Та, что носила моего ребенка и ту которую я любил. Любил в этом большом городе.
Это был большой город. В нем было много всего. Много улиц. Много домов. Много машин. Много людей. И много одиночества.
Я приехал в него, полный надежд и стремлений. Но одиночество не получило меня. Я не был один. Люди. Дома. Машины. Друзья. Родственники. Любимая. И я не был одинок.