Выбрать главу

Стремление наиболее полно выявить в «Стойком принце» лирическую струю заставило Мейерхольда решиться на смелый эксперимент. Главную роль самого стойкого принца Дон-Фернандо он поручил не актеру, а актрисе (Н. Г. Коваленской). В статье другого сотрудника журнала М. М. Жирмунского мы находим обоснование исполнения данной роли женщиной. М. М. Жирмунский считает, что вера стойкого принца — вера пассивная, вера любви и терпения, вера молитв и упований, вера непротивления — вера женственная. А главная суть кальдероновской трагедии в том, чтобы «дать среди множества мужественных выражений носителей воли к чести, к вознесению королевского значения, к становлению своей личности, своей завоевательной веры — образ другой веры, тихой, не менее пламенной, но более глубокой, более зависимой от интимнейших чувств, чем действия, этот нежный образ пассивной воли, единственно соединимой с понятием женственности, дать выражение этого чувства, ставшего волей без внешнего проявления, но, быть может, исключительно значительной». По мнению автора этой статьи — Коваленской удалось создать «благородный, овеянный святостью облик принца, сотканный из высшего порыва, веры и молитвы». Но остальная критика разошлась в оценке игры актрисы. Одни сочувственно отмечали, что искренность победила, что пылкая сцена, где Фернандо разрывает государственный документ, противный его рыцарской чести, — произвела впечатление. Другие, наоборот, считали travesti лишь режиссерским трюком. Вызвало разногласие и то, что Мейерхольд занял в «Стойком принце» почти исключительно молодых актеров.

Из отдельных замечаний критики можно усмотреть некоторые черты режиссерской работы. Так, выход царя Таруданте носил характер ярко выраженной буффонады, чтобы острее оттенить трагизм последующих сцен. Все представление было исключительно театрально. Когда на сцене появлялось видение умершего принца, то это появление было лишено всякой фантастики. Принц просто проходил через просцениум с зажженной свечей. Просцениум был использован для любовных сцен и для комических. На просцениуме весело кривлялся шут Бритто и обменивались страстными репликами влюбленные Феникс и Мулей. Обращала внимание группа с принцем на носилках. В ней Кугель видел подражание итальянским мастерам живописи. Музыка, написанная В. Г. Каратыгиным, исполнялась хором и оркестром, барабанный бой за кулисами сорока барабанщиками. В спектакле было два антракта, после первой и второй «хоронад». Все сцены были сгруппированы в картины, которых было девять.

Постановкой «Стойкого принца» и «Пигмалиона», о котором говорилось выше, замкнулся для Мейерхольда сложный и трудный сезон в 1914 – 1915 году. Не поставив «Маскарада», Мейерхольд в одну зиму осуществил восемь постановок: «Мадемуазель Фифи», «Секрет Сюзанны», «Торжество держав» — в первую половину сезона, «Два брата», «Вечер студии», «Зеленое кольцо», «Стойкий принц», «Пигмалион» — во вторую половину. Все эти постановки были связаны с разрешением ряда проблем театральной формы. Ощущение праздничности и нарядности искусства театра, ряд смелых опытов в области сценического движения, попытки связать театр с войной через спектакли, подобные манифестациям, углубление в законы итальянского и испанского театров — вот основные черты мейерхольдовского года, причем техника старых театральных эпох была использована Мейерхольдом без всяких следов возможного антикварства, но как наиболее яркое средство для построения режиссерской композиции.

И без того полный печальных переживаний военный год омрачился в области музыки кончинами А. К. Лядова и А. Н. Скрябина. 15 августа 1914 г. умер Лядов, 14 апреля 1915 года А. Н. Скрябин. Им обоим В. Э. Мейерхольд посвятил некрологи.

Кроме громадного таланта, каким обладал А. К. Лядов, — писал Мейерхольд, — он был замечателен еще тем что умел быть внимательным к обаянию других талантов. Его тянуло к тем, кто был юнее его, левее его в искусстве. Он любил замечательного нашего Скрябина. Когда кто-нибудь отрицал в Скрябине выдающегося пианиста, А. К. Лядов утверждал, что он не знает, кого он больше любит в Скрябине, композитора или пианиста, настолько замечательным и композитором, и пианистом считал А. К. Лядов Скрябина.