В записях от 26, 27, 28, 29 и 30 июля (письма носят характер полудневников) Мейерхольд, среди прочего, отмечает следующие факты. 26‑го съемки нет, так как Егоров готовит декорацию. В этот же вечер Мейерхольд в Эрмитаже на оперетте.
У нас в кармане билеты на Изу Кремер. Восходящая звезда (опереточная примадонна и исполнительница песенок). Я просидел пол-акта «Принцессы долларов» и бежал к цирковой эстраде. Пошел на оперетту лишь ко второму акту. После оперетки сидим перед эстрадой шансонетных певиц. Боже, какой ужас! Щукин передал свое дело Зону. Боже, какая дрянь! От вечера остался в памяти только номер открытой эстрады, когда два французских мальчика-акробата показывали изысканную эквилибристику.
27‑го —
В десять с четвертью свидание с киевским молодым литератором Фореггером (выступал вместе со мной и проф. Аничковым в Киеве, когда мы ездили на диспут). В 11 часов в ателье корректирую декорации. Снимаю до 11 1/2 ночи.
28‑го —
11 1/4 в ателье продолжаю съемку, которую окончу в 11 1/2 час.
29‑го —
снимал всего лишь одну сцену, недоснятую накануне; работал от часу до 5‑ти дня… Вечером в кафе Метрополь монтировал дальнейшие сцены. Моими помощниками по этому делу были: Ахрамович, Белоконь.
30‑го —
С утра в ателье (корректирую декорации), устанавливаю свет самых сложных сцен: «Театр-Варьете». К вечеру репетирую эти сцены и их сознательно не снимаю еще.
31 июля Мейерхольд снимает с 11 утра до 11 вечера и считает этот день самым веселым днем.
Вот почему. Я ввел в «Театр-Варьете» цирковые номера. На сцене снял: великолепного балаганного танцовщика Караваева, двух мальчиков-эквилибристов (французы) из Эрмитажа — партерное упражнение, укротительницу змей из «Паноптикума». А как я радовался ухаживать в антрактах за этой компанией, поить их чаем, кормить бутербродами (мальчиков конфетами). Работа кипела. На съемке была публика (журналисты и кинематографические любители).
1 августа Мейерхольд «инспирирует» Егорова для картины «В Венеции» («Венеция вся должна быть построена в ателье — шутка сказать»). 2 августа Мейерхольд находит, что «Венеция удалась на славу». С 5‑ти до 12 1/2 ночи снимает, заканчивая вечер в гостях у клоуна Бома, который празднует годовщину открытия своего кафе. 3 августа Мейерхольд кончает свою съемку, снимая с 3‑х до 10‑ти последние группы, а через несколько дней в № 32 «Театральной Газеты» мы находим в беседе с Мейерхольдом некоторые итоги его работы. Мейерхольд сказал сотруднику журнала следующее:
В инсценировке романа Пшибышевского мне хотелось осуществить те же мысли, какие в прошлом году я пытался осуществить в «Портрете Дориана Грея». Хотелось бы перенести на экран особые движения актерской игры, подчиненные закону ритмики, и возможно шире использовать световые эффекты, присущие лишь кинематографу. Мои работы в области световых эффектов, которым я придаю огромное значение, в прошлом году тормозились оператором, которого трудно было поколебать в его консервативных замашках. В этом году в той же фирме «Русская золотая серия», в которой я ставил «Сильного человека», у аппарата находился другой оператор (Г. Бендерский), который остро чувствует, что нужно, и не чужд исканий в области световых эффектов. Техническая часть в кинематографе играет большую роль, но она пока далеко не совершенна. Что касается постановки в декоративном отношении, то здесь я нашел в лице художника В. Е. Егорова изобретательного сотрудника. Мы условились показывать в картинах не целое, а часть целого, выдвигая остроту фрагментов. Отбрасывая массу ненужных мелочей, мы хотели держать зрителя на главнейших моментах быстротечности метража Это особенно в драматических местах «Сильного человека» — пьесы, богатой сложными перипетиями действующих лиц. Переходя к игре актеров, скажу, что мною предлагалось избегать чрезмерных подчеркиваний, так как киноаппарат, воспроизводящий игру, — очень чувствительный аппарат, умеющий улавливать даже самые осторожные намеки. Игра актера экрана должна быть, при своеобразной выразительности, особенно сдержанной, подчиненной большой воли актерского управления. В «Сильном человеке» заняты г‑жа Жданова, трогательно игравшая Лусю, г‑жа Янова, давшая живописную фигуру, г‑н Хохлов, очаровавший меня благородством игры и тонкими мимическими намеками. В пьесе заняты и режиссеры: ваш покорный слуга и М. И. Доронин. Совместить роль режиссера пьесы с ролью Гурского оказалось задачей нелегкой. К счастью, в лице В. Ф. Ахрамовича (переводчик романа Пшибышевского) я нашел такого помощника который дал мне возможность преодолеть трудное совмещение в одной картине двух задач: ставить пьесу и играть.