Кроме «Фамиры Кифаред» Камерный театр показал «Виндзорских проказниц» в постановке А. Зонова и декорациях А. Лентулова, возобновил «Покрывало Пьеретты»; последней постановкой был «Ужин шуток» Сен-Бенели. С января 1917 года Камерный театр, теснимый кредиторами и мало посещаемый публикой, стал именоваться Новым Камерным театром, где неудачно поставил «Соломенную шляпку» Лабиша, а потом «Голубой ковер» Л. Столицы. 12 февраля в канун Великого поста театр закрылся совсем, а в его здании, на Тверском бульваре, воцарился сначала театр-миниатюр Кохманского, а потом театр Я. Д. Южного.
Оперная жизнь Москвы была представлена Большим и Зиминским театрами. В Большом поставили оперу Ипполитова-Иванова «Олэ из Норланда». У Зимина показали также новую русскую оперу «Клару Милич» Кастальского в постановке Ф. Ф. Комиссаржевского. «Летучая Мышь» начала свой сезон «Пиковой дамой», об инсценировке которой летом 1916 года Балиев, как мы писали, советовался с Мейерхольдом.
В Петрограде была та же театральная пестрота и путаница. Здесь было много и театров-миниатюр и особенно театров легкого жанра. Фарсы шли и в Троицком фарсе, и в Невском фарсе, и у Сабурова, и у Валентины Лин. «Интимный», «Литейный», «Троицкий» театры культивировали миниатюры. В Паласе была оперетта. «Привал комедиантов», о котором мечтали, что он будет «театром подземных классиков», этих своих надежд не оправдал. Он просто превратился в театр художественных миниатюр. Московской «Летучей Мыши» соответствовало до известной степени «Кривое зеркало». Частные драматические театры были представлены «Незлобиным» и «Сувориным». Частная опера «Музыкальной драмой» и труппой Аксарина в «Народном доме».
Заведывание художественной частью в Суворинском театре с этого года принял на себя В. Э. Мейерхольд, с которым был заключен контракт с 1 августа 1916 года по 1 февраля 1917 года. Однако Мейерхольд, в тот год особенно перегруженный работой в императорских театрах, в сущности был заведующим только номинально. Режиссерские же обязанности несли С. М. Надеждин и Муравьев.
Репертуар в Суворинском театре был смешанным. Для утренников, например, был установлен французский цикл (Реньяр — «Единственный наследник»; Бомарше — «Женитьба Фигаро»; Мюссе — «С любовью не шутят»; Мольер — «Жорж Данден»; Скриб — «Адриенна Лекуврер»; Золя «Тереза Ракен»; Гюго — «Анжелло») и шли классики (Шекспир) с участием трагика Н. П. Россова. Для вечерних спектаклей, как и раньше, выбирались главным образом новинки. Тем не менее, не в пример прошлых лет, сезон был открыт «Чайкой» А. Чехова с Е. Мунт в роли Нины и с Б. Глаголиным — Треплев. Пьесу ставил Надеждин, пользовавшийся указаниями Мейерхольда. Критика находила мейерхольдовское воздействие и в другой постановке Надеждина, «Войне женщин» Александра Дюма, шедшей в бенефис Глаголина в ноябре 1916 года. Влияние Мейерхольда видели в общем убранстве сцены: — «Обычный занавес был заменен новым, имеющим вид богатого темного ковра, по которому разбросаны были., многочисленные треугольные прорезы, а над просцениумом свисал многогранный матовый фонарь» (Л. Гуревич), — и в том, что в пьесу был введен элемент клоунады, а в спектакле участвовали слуги просцениума, выносившие пюпитры, за которыми играли в межкартинных антрактах замаскированные музыканты. Однако, хотя Надеждин и использовал мейерхольдовские режиссерские приемы, но Мейерхольд непосредственного участия в постановке «Войны женщин» не принимал. Той полнотой власти, которая была ему предоставлена, Мейерхольд, по заявлению дирекции Суворинского театра, не воспользовался, бывая в театре лишь раз в неделю на совещании совета дирекции. В виду этого, 1 февраля 1917 года с момента окончания контракта порвалась не только юридическая связь Мейерхольда с театром на Фонтанке, но и всякая иная.
Работа Мейерхольда в Александринском театре началась с первых же дней сбора труппы, так как для открытия были назначены «Два брата» Лермонтова. Хотя эта постановка и не явилась новой, так как на сцену Александринского театра в сущности переносился спектакль литературного фонда, сыгранный 10 января 1915 года, но пьеса, не шедшая 1 1/2 года, потребовала вновь усиленных репетиций. Состав исполнителей был прежним, за исключением В. Н. Давыдова, которого заменил в роли старика Радина — С. В. Валуа. Критика и на этот раз отвергла достоинство лермонтовской драмы и не приняла метода тех «театральных чувств», которыми стремились жить актеры на сцене. Так был отвергнут Константинов, игравший Александра Радина, за то, что он стремился давать, по выражению Кугеля, «какую-то старинную каратыгинскую игру».