В пять с половиной идем на Акрополь; дорога туда довольна утомительна: очень крутой подъем в гору. Зелинский показывает Пропилеи и дорогу к Парфенону. Как только солнце закатывается, Акрополь запирают. С помощью свистков выгоняют нас. Тогда мы отправляемся к Пинксу… После ужина совершаем маленькую прогулку по лучшей улице города, где университет, библиотека, дом археолога Шлимана, дворец. Я отделяюсь от компании и один забредаю в улицу так заросшую какими-то деревьями, что кажется будто нет луны — темная ночь. Выхожу на площадь. Открытая сцена-варьете. Плохие испанцы. После каждого номера артисты с тарелочкой ходят по столикам, прося бросить медяшку.
11‑го экскурсия утром смотрит зал надгробных плит, а вечером в Акрополе древний храм Афине, Парфенон и театр Диониса. В этот же день Мейерхольд пишет длинное письмо Головину, сообщая ему свои замыслы постановки «Дон-Жуана». 12‑го осматривают акропольский музей, храм Эрехтон, холм Филопоина.
Воскресенье 13‑го было днем отдыха экскурсии. В этот день экскурсия устроила праздник по случаю дня рождения старосты Диля. 14‑го экскурсия заканчивает обзор музея, смотря отделение терракоты, вазовой живописи и осматривают диплонское кладбище.
В письме от 17‑го июня мы находим продолжение дневника Мейерхольда. 15‑го он «прощался» с театром Диониса, 16‑го в 8 часов утра плывет на парусной лодке в Элевсин. «Попутный ветер гонит нас быстро, подъезжая к Элевсину ветер рвет паруса, волны захлестывают, во власти стихии». 17‑го июня на русском военном стационере «Черноморец», в 8 час. утра «под звуки военных сигнальных рожков мы отплываем в море. Стремимся в. Навплию, оттуда по железной дороге в Микены». В Навплии Мейерхольд запомнил высокую гору, на которой стоит средневековый замок. «Внизу, к берегу моря спускается извилистая каменная стена. Виден остров, небольшой, весь застроенный каменными башнями и стенами. Здесь, на этом острове живут палачи, вернее преступники, взявшие на себя добровольно роль палачей. В Навплии тюрьма для преступников, отбывающих каторжное наказание. Лодка наша стала на якорь. Ф. Ф. Зелинский читает лекцию о Микенах». 18‑го — Тиринф. Твердыня Геракла со стеной, сооруженной исполинами. Развалины укреплений, сооруженных за 2 000 лет до р. х. Из Тиринфа экскурсанты отправились в Аргос, а из Аргоса в Микены. О посещении Микен в брошюре Диля читаем:
Микены находятся на расстоянии двух с половиной часов ходьбы от станции… Три гробницы лежат у дороги: так называемые Клитемнестры, Агамемнона и Атрея. Другие, полуразрушенные находятся ниже в долине. Величественный купол гробницы Атрея поднимается ввысь, подобно исполинскому улью, зарытому в землю. Горизонтальная кладка свода, похожего по внешности на стрельчатый, заставляет задуматься над «не знающими законов» циклопами, одноглазыми строителями этих полых пирамид… Микены; Львиные ворота; Священный загадочный круг с 6 могилами; одинокая седьмая могила; город Микены и следы замка Агамемнона. Еще теперь растет на этих развалинах тот сухой вереск, немой свидетель коварства Эгисфа и Клитемнестры, подавшей пылающую весть о приближении Агамемнона стражу, одиноко проводившему ночи на плоской крыше дворца.
20‑го экскурсия отправляется в последнюю экспедицию в Дельфы и Олимпию. На пароходе «Арис» экскурсанты переезжают через Коринфский пролив в Итею, откуда в Дельфы идут пешком. «Путь через оливковые рощи, — пишет Мейерхольд, — потом круто в горы, по пути интересная деревушка. Видим в кабачке танцы крестьян под звуки дикой музыки. Путь трудный в горы. Приходим в Дельфы, когда уже стемнело. “Grand Hфtel d’Apollon Pythien” — первая гостиница, которая радует сердце. Чисто. Меню по-европейски. Прислуга приветливая. Ты представить себе не можешь, какая жульническая страна Греция. Какие антипатичные люди. Особенно в Афинах. Здесь лучше». 21‑го, стоит в дневнике Диля, «мимо базисов посвящения керкарийцев за марафонскую победу, аркадцев, Филиппа Македонского, мы прошли к остаткам сокровищниц, расположенных на первой части священной дороги и осмотрели, наконец, сокровищницу афинян, находящуюся у первого колена дороги. Жарко горит солнце. Вся зелень спалена, между тем луч солнца не заходит в темное ущелье Федриат и чуется прохлада Кастальского источника. Дельфы лежат как бы на большой ступени; крутой стеной поднимается за этой отлогой площадкой утеса подножье Парнаса, и круто спускается склон горы в ущелье безводного Плейста». Дельфийский музей производит на Мейерхольда, по его выражению, «чарующее впечатление. — “Возница” и “Антиной” божественны». В этот же день Мейерхольд видит театр Аполлона. В письме стоит: «Он дал мне очень много».