1911 год был также характерен в области театра усилением иностранных влияний. Приезд в Петербург весной 1911 года Макса Рейнгардта с его «Царем Эдипом», о чем мы говорили в своем месте, крэговский «Гамлет» в Художественном театре, пропаганда Волконским идей швейцарского художника Аппиа и Жака Далькроза, все это были факты одного порядка. Влияние Далькроза еще более возросло после того, как в январе 1911 года в Москве и Петербурге состоялись демонстрации ритмической гимнастики воспитательной системы Жака Далькроза, приехавшего вместе с 7 ученицами. В Петербурге эта демонстрация состоялась в Михайловском театре 20‑го января. Почти одновременно с Жаком Далькрозом в начале января дала в Петербурге несколько спектаклей и артистка токийского императорского театра Ганако, познакомившая русский театр с приемами японского сценического искусства.
Работами над «Влюбленными» и «Арлекином — ходатаем свадеб» не ограничилась в тот год деятельность Доктора Дапертутто. 5‑го марта, в день чествования 25‑летия литературной деятельности К. Д. Бальмонта, Мейерхольд на юбилейном концерте показал инсценировку второй картины бальмонтовской драмы «Три расцвета» с музыкой Э. Грига. В. Н. Соловьев в московском журнале «Студия» дает следующее описание этой инсценировки:
Оживают цветы, медленно двигаясь, читая нараспев:
Мы цветы, цветы, цветы,
Мы живем для красоты.
Они образуют веселый хоровод. Хоровод размыкается корифейкой, и наступает целый ряд ритмических красивых движений… Все девушки-цветы, одна за Другой — каждая рассказывает сама о себе: девушка-роза, девушка-мак, девушка-гвоздика и т. д. Медленно, медленно, еле двигаясь, выходит девушка-плакун трава. Тихо, еле слышно дочитывает свои слова:
Солнце в морской неоглядности тонет,
Тайные пропасти солнце хоронит.
Ночь наступает, окончился час,
Свет еще светит, но вечер погас.
В. Н. Соловьев добавляет: «Доктор Дапертутто нашел гармоническую связь между размером стиха и ритмом движений».
В это же самое время Мейерхольд был занят репетициями пьесы Ф. Сологуба «Заложники жизни», принятой в Александринский театр. Но премьера ее была отложена до следующего года. Как бы предтечей к постановке «Заложников жизни» была постановка другой пьесы Ф. Сологуба «Мечта победительница», прошедшая в феврале 1912 года в театре «Драма и комедия» О. Н. Вехтер. Одним из действующих лиц этой пьесы была женщина, которая пляшет. В. Чудовский (в «Аполлоне») иронически писал: «Это — последнее искание модернизма, единственное неразрешенное искание уже осознавшей себя эпохи: женщина, которая пляшет. Женщина, которая пляской должна сказать то, чего никогда прежде не спрашивали у пляски — целое миросозерцание».
Отметим также и следующий факт в жизни Мейерхольда, уже не как режиссера, а как писателя. 2‑го декабря 1911 года Мейерхольд заключил с книгоиздательским товариществом «Просвещение» договор на издание сборника своих статей о театре, в количестве 2 000 экземпляров. Согласно условиям, Мейерхольд получал за первое издание 300 рублей и 50 бесплатных экземпляров; гонорар был очень невелик, но самый факт приобретения книги большим коммерческим издательством свидетельствовал, что имя Мейерхольда было настолько уже популярно в широких театральных кругах, что можно было без материального риска выпустить его книгу. Для Мейерхольда же выпуск книги давал возможность не только объединить свои разрозненные литературные произведения, но и подвести некоторые принципиальные итоги.
Некролог деятелей искусства за сезон 1911 – 1912 был к счастью невелик числом, но он содержит две очень больших утраты: 8‑го ноября 1911 года умер В. А. Серов, 14‑го февраля 1912 года — В. П. Далматов.
Когда на 9‑й день после смерти В. П. Далматова в «зале Павловой» состоялся вечер, посвященный его памяти, В. Э. Мейерхольд произнес речь под названием «Неизвестный», в которой говорил, что в лице Далматова умер тот актер великой традиции, идущий из века в век, который мог найти связь старого с новым; умер известный актер старого искусства и совершенно неизвестный для публики актер новых путей, умевший сочетать внешнее с внутренним диалогом. Как пример артистической чуткости Далматова, Мейерхольд рассказал, как Далматов репетировал роль Неизвестного в «Маскараде» и как сумел он понять, что эта эпизодическая роль является центральной. «Жест, с каким Далматов — Неизвестный выходил в “Маскараде” (в явлении третьем второго акта), становится обязательным для того, кто призван заменить в Неизвестном покойного Василия Пантелеймоновича».