Содержание «Заложников жизни», напечатанных в XVIII альманахе «Шиповника», вкратце сводилось к следующему: сын земского врача Чернецова, 18‑летний Михаил, и 16‑летняя Катя Рогачева, дочь прогорающего помещика, любят друг друга. Но за Катей ухаживает молодой человек Сухов, богатый помещик, будущий предводитель дворянства. Михаила же любит Елена Лунагорская — Лилит. Михаил и Катя — «заложники жизни». Прежде чем соединиться, они должны пробыть в плену у случайных владык. Этот плен продолжается 8 лет. Эти годы, во время которых Михаил стал известным строителем, он живет вместе с Лилит, а Катя — жена Сухова. Когда Михаил и Катя соединяются вместе, то Лилит уходит от Михаила, говоря: «Мой срок прошел. Ах, опять для меня повторилась моя старая, старая история любви. В раю первозданном к первому человеку, созданному богом, пришла из ночных его грез возникшая прекрасная, тихая Лилит. Дни первой лунной Лилит проходят скоро — и приходит вторая, законная, вечная жена Ева к своему Адаму».
В цитированной уже нами беседе В. Э. Мейерхольд сообщил сотруднику «Петербургской газеты», что его задачей является:
При реалистических тонах исполнения, при реалистической обстановке заставить зрителя почувствовать, что пьеса насквозь символична и что реалистическая основа пьесы (родители Кати и Михаила) углублена автором до той грани, когда быт превратился в явление сверхнатуральное и потому символическое.
На вопрос: нужно ли понимать реальную основу пьесы в ее буквальном и бытовом значении, Мейерхольд ответил ссылкой на мнение А. Н. Чеботаревской, заявившей, что «вопросы обывательского быта… ни в коем случае не могут быть предъявлены к автору пьесы, насквозь символической. Правда художественная не всегда совпадает с правдой жизни и может быть убедительной сама по себе». Основная идея пьесы, по истолкованию Мейерхольда, заключалась в вечном разладе мечты и действительности, искусства и жизни, Дульцинеи и Альдонсы. «Творящее начало жизни представлено в пьесе в образе Михаила (исполнитель Лешков). Земная жизнь, пленяющая Михаила, — это Катя (Тиме); человек ничего не создающий, а лишь удерживающий за собой приобретенное — это Сухов (Горин-Горяинов). Идеальное начало в жизни — Лилит». Трагический подъем пьесы — в конце, «когда люди, подобно Кате и Михаилу, эти бедные пленники, эти заложники жизни бессильны увенчать Дульцинею, и она, со своей неузнанной красотой, стоит перед ними отвергнутая».
«Заложники жизни» были написаны Сологубом в пяти актах, но Мейерхольд разделил пьесу на три части. Антракты были между первым и вторым действием, вторым и третьим. Третье, четвертое и пятое шли без перерыва. Это деление соответствовало временным интервалам сценария. Между первым и вторым действием у Сологуба проходило четыре с половиной года, между вторым и третьим — восемь лет. Третье, четвертое и пятое были разделены днями и представляли одно целое.
В обстановке спектакля были соблюдены следующие принципы. Сцена была поднята наравне с суфлерской будкой, просцениум устлан темно-голубым сукном. Декораций было 4: весенний сад в первом действии, виднеющийся из окна террасы помещичьего дома, синяя комната в доме Рогачевых, коралловая гостиная в доме Сухова и разгороженная пополам зеленой расшитой занавесью зала в доме Михаила. Ю. Слонимская писала: «В постановке г. Мейерхольда все декорации объединены общей схемой: в каждой из них несколько дверей, расположенных по одной линии, и действующие лица незаметно входят и выходят, как бы символизируя этой вечной лентой сменяющихся фигур бесцельный круговорот земной жизни».
Само представление начиналось пантомимной сценой, в которой участвовали Михаил, Катя и катина нянька. В следующий затем диалог Кати и Михаила Мейерхольд вводит игру в мяч. Перебрасываясь фразами, Катя и Михаил одновременно перекидывались мячом. Задача состояла в том, чтобы моменты, в которые Михаил ловит мяч, приходились на известные концы фраз в диалоге. Главную трудность инсценировки представляло истолкование образа Лилит и особенно ее пляска в третьем действии. Мейерхольд старался найти для Лилит такие позы, движения и интонации, которые бы помогли зрителю почувствовать двойственную природу Лилит — Елены Лунагорской. Актриса Тхоржевская, исполнявшая эту роль, тщательно выполнила режиссерские указания, но, согласно свидетельству критиков, не внесла в исполнение живого актерского чувства роли. Пляска была поставлена балетмейстером Пресняковым. Ей было уделено слишком много времени, и она превратилась в целую мелопластическую сцену. Ярцев, посвятивший спектаклю большой фельетон, считал, что наибольшей удачей режиссера были те моменты, когда на сцене получалось полное олицетворение натурально-условного театра. «Эти счастливые моменты очень приподнимали спектакль. Не надо думать, что они достигнуты впервые на русской сцене. Но они своеобразны, кое в чем достигнуты по-своему, и вот почему весело особенно, когда они вдруг прорываются. Точно солнце заливает сцену». Ярцеву кажется, что «в постановке “Заложников” В. Э. Мейерхольд еще неожиданно потеплел, точно коснулся земли, и земля согрела его… и где это было — там элементы “условного” театра сливались с элементами от театра “натурального”, а не только становились с ними рядом».