Выход в свет сразу двух оригинальных режиссерских книг (к ним надо прибавить еще перевод сборника статей Гордона Крэга «Искусство театра») вызвал ряд критических откликов. О книгах Евреинова и Мейерхольда много писали, то сопоставляя их вместе, то по отдельности, отводя каждому сборнику не только краткие библиографические рецензии, но и обширные статьи.
В «Театре и Искусстве» за книгу Мейерхольда взялись сразу двое — доктор Беспятов и А. Кугель. Беспятов решительно утверждал, что «господин Мейерхольд — явление в театре настолько определившееся, что едва ли можно о нем сказать что-нибудь новое, притом он уже пережил свою “славу” и годится разве только для того, чтобы им пугать театральных детей». Кугель отнесся к книге более сдержанно, но считал, что статьи Мейерхольда затемняют сущность его театрального миросозерцания. Критик упрекал режиссера в отсутствии общего плана в его исканиях, в том, что его занимают такие технические мелочи, как проблема просцениума, что на смену игу литературщины Мейерхольд устанавливает иго «мазиловщины». «И как Рим погиб от вспомогательных войск, — восклицал Кугель, — так и театральные новаторы гибнут и разлагаются оттого, что театральные воины изгоняются из рядов, а под знамена призываются наемники». Книга Мейерхольда дала основание и Ф. Ф. Комиссаржевскому «свести старые счеты». В новом московском театральном ежемесячнике «Маски», начавшем выходить с осени 1912 года, Комиссаржевский написал статью «По поводу книги В. Э. Мейерхольда», где он поставил целью разоблачить Мейерхольда, как новатора и реформатора. Комиссаржевский утверждал, что «из всех работавших в петербургском театре В. Ф. Комиссаржевской в период режиссуры В. Э. Мейерхольда театральными реформаторами могут считаться только сама Комиссаржевская и художники-декораторы, писавшие для этого театра». Развивая этот тезис, Комиссаржевский счел также нужным указать, что при постановке «Победы смерти» и «Жизни человека» это он, а не Мейерхольд придумал, как планировать сцену, и по его указаниям и чертежам была сделана вся лепная декорация и костюмы для пьесы Сологуба и декорации, световые эффекты, костюмы и гримы для пьесы Леонида Андреева. Несмотря на отдельные, не лишенные интереса замечания, вся статья являлась по существу тем, что мы выше назвали «сведением счетов». Цитаты подбирались таким образом, чтобы их можно было подогнать к утверждениям критика, стремящегося объективировать свою явно пристрастную точку зрения.
Другой соратник Мейерхольда по театру В. Ф. Комиссаржевской — П. М. Ярцев посвятил в газете «Речь» книге «О театре» один из своих театральных очерков.
У Ярцева, в отличие от многих театральных критиков, было свое определенное театропонимание и свой взгляд на русский театр. Ярцев думал, что «в русском театре не один театр, а два театра». Один он называл «искусственным, искусным театром», построенным по иноземному театру, но сохранявшим на себе и сохраняющим черты русского театра. Другим театром был естественный творческий театр — театр поистине народный, соответственный русскому чувству, тот театр, который предчувствовал Щепкин. Ярцев считал, что театр естественный строится Станиславским. Его он приветствовал и всячески поддерживал. Представителем искусственного, искусного театра он считал Мейерхольда. К этому театру Ярцев относился отрицательно.
Ярцев думал, что в книге Мейерхольда нет его настоящего.
Он был, или он начинался, когда играл в Чехове и Гауптмане (его бранили за Иоганнеса, но я любил смотреть, как он его играл), и было ли это в «натуралистическом театре» или в «театре настроений» — это было начало творчества, все равно большого или малого, и Мейерхольд был настоящий. Потом он пропал, спрятался, — исчезло живое лицо его — когда он начал действовать, как реформатор.
Ярцев считал, что для того, чтобы правдиво играть, надо правдиво чувствовать. Актеры «театральные» превосходно играют то, что театрально чувствуют. «И оттого, — по мнению Ярцева, — вся та работа “нового театра”, о которой рассказывается в книге Мейерхольда, ничего не создала, кроме лживых, напряженных, нарядных представлений, что она оказалась бессильной заставить актера чувствовать по-новому». Поэтому Ярцев считал, что Мейерхольд «выдумывает» новый театр, и цикл его исканий он и рассматривал как цикл попыток выдумывать новый театр.
Очень симптоматичным было также и то, что московская пресса отнеслась к книге Мейерхольда гораздо более положительно, чем петербургская. В Москве книга была воспринята сама по себе, вне связи с практической работой автора. Даже реакционные «Московские Ведомости» и те отнеслись к книге с признанием ее художественных заслуг. Либеральные же «Русские Ведомости», в лице И. Н. Игнатова, отвели книге Мейерхольда целый «подвал». Здесь отмечалась здоровая критика Мейерхольдом натуралистического театра и оценивались предлагаемые им пути с точки зрения интересов всемогущего и издающего законы зрителя, который тем не менее сам неустойчив и не знает, какое ясное приказание дать работающей на него толпе драматургов, режиссеров, актеров. В «Русском Слове» также был поглощен сочувственный отзыв. А. Измайлов писал: «Мейерхольд — фанатик мечты театрального обновления, осуждаемый, вышучиваемый, он пронес эту свою мечту мимо разъяренных газетчиков, мимо негодующих староверов и жив ею посейчас. Его книга — свидетельство того, как много он читал, думал и искал в этой области. Время заставило его отказаться от многого, во что он верил раньше, но в самой истории его поисков есть нечто поучительное, а в его борьбе против театральной рутины пробиваются лучи истины».