Воскресенье 25 мая, когда не было репетиций, Мейерхольд в сопровождении Apollinair’а смотрел старый Париж. О своем спутнике и этой прогулке в письме от 26 мая Мейерхольд пишет:
Apollinair очень веселый, остроумный и очень умный. Он очень парадоксален. Хорошо знает творения Карла Гоцци и много сделал для пропаганды его в Париже. Написал большую статью о Гоцци. После завтрака он повез нас смотреть старый Париж… Он показал нам здания, начиная с XII, XIII веков вплоть до XIX века. Мы видели дом, где жил и умер Огюст Конт, мы видели улицы, где зародилась опера. Очаровательные дворцы времен Генриха IV, площадь, на которой жил Виктор Гюго, замечательна до слез умиления. На одном из окон мы видели такую решетку, что кажется будто мы видели произведения искусства, достойные Лувра. Apollinair показал, как истинный художник; как большой дирижер, он распределил силы взмахов по нашим нервам с большим мастерством, с большим тактом. Ездим долго.
В театрах Мейерхольд бывает не часто; в только что открытом Th. des Champs Elysйes он смотрит вечер танцев Miss Fьller, в Comйdie Franзaise смотрит премьеру комедии «Vouloir», про которую пишет: «Разговорная комедия. Актеры превосходны, но зачем они играют это». Один вечер проводит он в Grand-Opйra. Но гораздо больше чем театр интересуют Мейерхольда малые искусства. Во время посещения Jardin de Paris, куда Мейерхольд отправился вместе с новыми знакомыми Хвощинскими[9], он познакомился через Хвощинского с испанским художником Англада, по мотивам картин которого Мейерхольд ставил в доме Карабчевского пантомиму «Влюбленные».
[Англада] повез нас на Монмартр, — пишет Мейерхольд в письме от 26 мая, — в испанское кабаре, где танцуют подлинные испанцы. Был кстати аргентинский праздник, и в кабаре аргентинцы справляли его. Танго, оказывается, национальный аргентинский танец… Танго замечательный танец, но надо его видеть в исполнении аргентинцев. Там была одна пара, которая так танцевала, что можно было смотреть на нее целыми часами. Одна испанка пела две испанские песни под гитару. Боже мой, как это было чудесно! Англада очарователен. Очень интересуется Россией и хочет что-нибудь написать для театра. Готов ездить по старым заброшенным гнездам Испании, чтобы добыть настоящие костюмы. Он очень был заинтересован моими «Влюбленными» и очень жалел, что ему не написали, не то он прислал бы имеющиеся у него костюмы.
Вместе с Хвощинским Мейерхольд 31 мая посещает мастерскую художника. «Он показал все, что у него в мастерской, — читаем в письме от 1 июня, — боже, какие краски. Показывал испанские шали XVII и XVIII веков, гребни, веера». Вечером этого же дня Мейерхольд вместе с компанией знакомых поехал на Монмартр в цирк Медрано.
Настоящий цирк, сохранивший все традиции старинных цирков (итальянский характер). Было очень весело… Какие смешные клоуны, какие лошади, ослики. Я так давно не смеялся… После цирка настроение наше очень упало, так как посещение двух кабаре испортило впечатление от цирка. Вообще, кабаре, ставшее достоянием всех буржуа, теряет всякую остроту. Еще хорошо только то кабаре, которое, как например испанское (La Feria), хранит национальные, заветы, которое хочет быть народным, хочет быть для тех, кто ценит и любит свое, любит подлинное, не подмалеванное.
В эти же дни Мейерхольд пишет для словаря Венгерова свою автобиографию, которую и пересылает в Петербург для редакционной правки К. Эрбергу (Сюнербергу).
Постановка «Пизанеллы» пришлась на восьмой «русский сезон». Кроме драматических спектаклей Иды Рубинштейн в этот «русский сезон» вошли оперные и балетные постановки, организованные, как всегда, С. П. Дягилевым. Для оперы и балета был снят уже упоминавшийся нами театр Елисейских Полей, только что открытый Габриэлем Астрюком. Новое здание вмещало в себе два зала — один для оперных спектаклей, другой для драматических. Его строили архитектора братья Перре в мюнхенском неоклассическом стиле. Роспись принадлежала Морису Дени, Вюяру, Русселю и Бурделю. Бурдель же делал и барельефы фасада.
Для оперных спектаклей Дягилев поставил «Бориса Годунова» и «Хованщину» с участьем Ф. Шаляпина, Для «Бориса» делал декорации К. Юон, для «Хованщины» — Ф. Федоровский. Обе оперы ставил А. Санин. Полемизируя с преувеличенными похвалами русских газет, А. В. Луначарский отмечал, что оперы Мусоргского хотя и имели успех, но далеко не колоссальный. Особенное внимание Луначарский уделяет тем варварским купюрам, которые исказили и «Бориса» и «Хованщину». «Борис», например, шел сначала без сцены в корчме, а потом без сцены у фонтана. В «Хованщине» были пропущены сцена гадания Марфы, ария Шекловитого «Спит стрелецкое гнездо», казнь стрельцов, сцена проводов Голицына.