Наконец, отставив в сторону тарелку, я поинтересовался:
- И как долго ты намерена держать меня здесь?
- Пока не удостоверюсь, что зачала от тебя ребенка, - ответила Шарлотта. - Первые признаки могут проявиться совсем скоро.
- Что ж, у тебя была такая возможность, - ответил я, но, не успев даже договорить, снова оказался во власти вожделения прошлой ночи, и перед моим мысленным взором предстала картина, будто я разрываю на ней красивое шелковое платье, высвобождаю ее груди, яростно припадаю к ним и начинаю сосать как младенец. Снова у меня возникла восхитительная мысль, что она распутна и поэтому я могу делать с ней все, что пожелаю, и что я воспользуюсь первой подвернувшейся возможностью насладиться ею.
Шарлотта поняла. Нет сомнений, она прочла мои мысли, ибо подошла совсем близко и, пристально глядя мне в глаза, уселась ко мне на колени. Почти невесомая, сладостная ноша.
- Порви на мне шелк, если желаешь, - сказала она - Тебе отсюда не выбраться. Поэтому делай в своей тюрьме все, что можешь.
Я потянулся к ее горлу, и тут же полетел на пол. Кресло перевернулось. Только это сделала не Шарлотта - она лишь отступила в сторону, чтобы не пострадать.
- А, значит, он здесь, - вздохнул я. Я не видел его, но, приглядевшись, заметил какое-то пятно в воздухе над собой, которое постепенно расползалось, становясь все прозрачнее, и в конце концов совершенно рассеялось. - Прими же мужской облик, как было сегодня утром! - потребовал я. - Поговори со мной еще раз, ничтожный призрак, маленький трус!
Все серебро в комнате задребезжало. Москитная сетка всколыхнулась крупными волнами. Я расхохотался.
- Глупый дьяволенок, - сказал я, поднимаясь с пола и отряхивая одежду. Это существо ударило меня снова, но я схватился за спинку кресла и устоял. Подлый дьяволенок, - сказал я, - и к тому же трус.
Шарлотта наблюдала за происходящим в полном изумлении. Не могу сказать, что выражало ее лицо - то ли подозрительность, то ли страх. Потом она что-то едва слышно прошептала, и я увидел, как всколыхнулась прозрачная занавеска на окне, - похоже, существо вылетело из комнаты. Мы остались вдвоем.
Шарлотта отвернулась от меня, но я успел заметить, что щеки ее горят, а глаза полны слез. Какой хрупкой и ранимой казалась она в ту минуту. Я возненавидел себя за вожделение к ней.
- Надеюсь, ты не винишь меня в том, что я пытался отомстить? - вежливо поинтересовался я. - Ведь ты удерживаешь меня здесь против моей воли.
- Не вздумай опять бросать ему вызов, - со страхом произнесла Шарлотта дрожащими губами. - Я не хочу, чтобы он причинил тебе боль.
- А разве всесильная ведьма не может обуздать его? Она припала к кроватному столбику, опустила голову и выглядела совершенно потерянной. И такой очаровательной! Такой обольстительной! Даже не будь она ведьмой, колдовских чар у нее и без того хватало.
- Ты хочешь меня, - тихо сказала она, - так возьми. И то, что я сейчас скажу, возбудит тебя гораздо сильнее, чем любое зелье, каким я могу тебя напоить.
Она подняла голову, и я увидел, что губы ее трясутся, словно она вот-вот расплачется.
- Ты о чем? - спросил я.
- О том, что я тебя тоже хочу. Я считаю тебя красивым. И когда лежу подле Антуана, мое тело тоскует по тебе.
- Это твое несчастье, дочь, - холодно произнес я, однако безразличие мое было, конечно же, наигранным.
- Разве?
- Остынь. Помни, что мужчине совсем не обязательно считать женщину красивой, чтобы овладеть ею. Будь по-мужски хладнокровной. Это тебе больше подходит, коль скоро ты насильно удерживаешь меня здесь.
Она помолчала несколько секунд, а затем подошла и снова начала свое обольщение, начав с нежных дочерних поцелуев и постепенно переходя к все более смелым и жарким ласкам. И опять я превратился в того же глупца, что и раньше.
Только на этот раз охвативший душу гнев не позволил мне окончательно пасть, и я отстранил Шарлотту.
- А как это понравится твоему призраку? - спросил я, вглядываясь в пустоту вокруг. - Как он отнесется к тому, что ты позволяешь мне делать такие вещи, которые, по его мнению, позволительны только ему?
- Не играй с ним! - со страхом взмолилась она.
- Значит, несмотря на все свои ласки, поцелуи и прикосновения, он не может сделать тебе ребенка? Он не тот злой дух из демонологии, который способен красть семя у спящих мужчин. И поэтому он позволяет мне жить, пока я не сделаю тебе ребенка!
- Он не причинит тебе зла, Петир, - я ни за что не позволю. Я ему запретила!
Ее щеки снова раскраснелись, когда она взглянула на меня. Но теперь настал ее черед оглядываться по сторонам.
- Не забывай об этом, дочь, ибо - помни! - он умеет читать твои мысли. И он может сколько угодно говорить, что исполняет твое желание, в то время как на самом деле руководствуется только своими. Он приходил сегодня утром и насмехался надо мной.
- Не лги мне, Петир.
- Я никогда не лгу, Шарлотта. Он приходил. - И тут я подробно описал ей появление призрака и повторил его странные слова- Итак, что бы это могло означать, моя красавица? Ты думаешь, у него нет собственной воли? Ты глупышка, Шарлотта. Ложись с ним! - Я рассмеялся ей в лицо и, заметив в ее взгляде боль, рассмеялся еще громче. - Хотел бы я увидеть это зрелище - ты, а рядом твои демон. Ложись сюда и позови его, пусть придет сейчас.
Она ударила меня по лицу. Я только пуще рассмеялся, внезапно ощутив сладостную боль, а она все хлестала меня по щекам, и тогда я сделал то, что хотел: яростно схватил ее за руки и швырнул на кровать, а потом разорвал на ней платье и ленты в волосах. Она тоже не церемонилась с чудесной одеждой, в которую меня облачили ее горничные, и мы соединились с тем же пылом, что и раньше.
Моя страсть иссякла после третьего раза, и, когда я лежал в полусне, она молча покинула меня, оставив наедине с морским рокотом.
К вечеру я уже понял, что мне оттуда не выбраться, потому как испробовал все способы. Я пытался расколоть дверь, используя для этого единственное кресло. Я пытался ползком обогнуть стены. Я пытался пролезть сквозь маленькие оконца. Все напрасно. Этот дом строили тщательно, как тюрьму. Я пытался даже взобраться на крышу, но и этот путь к свободе был заранее отрезан. Скат был невероятно крутым, черепица очень скользкой, а взбираться пришлось бы очень высоко. С наступлением сумерек мне принесли ужин и подали, тарелку за тарелкой, сквозь маленькое окошко. Я долго не притрагивался к еде, но потом все-таки поужинал, больше от скуки и гнева, нежели от голода.