Когда солнце начало опускаться в море, я сидел у балюстрады, пил вино и любовался закатом, наблюдая, кале синие волны, несущие белую пену, разбиваются внизу о чистый берег.
За все время моею пленения никто ни разу не появился на том берегу. Подозреваю, этот отрезок побережья доступен только морем. И любой там оказавшийся наверняка погиб бы, потому что оттуда не было выхода, разве что, как я уже говорил, вверх по утесу.
Но вид был очень красив. Все больше пьянея, я как завороженный смотрел на постоянно меняющие цвет море и небо и не в силах был отвести взор.
Когда солнце скрылось, на горизонте - сколько охватывал глаз появилась широкая светящаяся полоса. Она оставалась примерно с час, потом небо стало бледно-розовым, а под конец приобрело тот же синий оттенок, что и море.
Разумеется, я решил, что больше не притронусь к Шарлотте, несмотря на все соблазны. А когда она убедится, что я для нее бесполезен, ей ничего не останется, кроме как отпустить меня. Впрочем, я подозревал, что, вероятнее всего, она меня убьет, а если не она, то призрак. В том, что она не сумеет его остановить, я не сомневался.
Не знаю, когда я заснул. Не знаю, который был час, когда я проснулся и увидел Шарлотту, сидящую при свете свечи. Я поднялся, чтобы налить себе еще вина, потому что к этому времени превратился в настоящего пьяницу - и получаса не проходило, чтобы я не чувствовал непреодолимую тягу к вину.
Я ничего не сказал Шарлотте, но сам был напуган тем фактом, что меня по-прежнему волновала и влекла к себе ее красота, и стоило только бросить на нее взгляд, как мое тело тут же проснулось и возжелало ее, предвкушая продолжение прежних игр. Что толку было мысленно отчитывать собственную плоть - она ведь не мальчишка-школяр и осталась глухой к моим увещеваниям.
Никогда не забуду лицо Шарлотты и ее взгляд, проникший, казалось, мне в самое сердце.
Мы пошли друг другу навстречу. И снова покорились взаимному влечению...
Когда же страсть наша поутихла, мы спокойно сели рядом и Шарлотта заговорила первой:
- Для меня не существует никаких законов. Проклятие, лежащее как на мужчинах, так и на женщинах, воплощается не только в слабостях, но и в добродетелях. Моя добродетель в моей силе, в способности управлять теми, кто меня окружает. Я знала это с самого детства. Мне подчинялись братья, а когда обвинили мать, я умоляла ее, чтобы она разрешила мне остаться в Монклеве, ибо была уверена, что сумею повернуть показания в ее пользу.
Но она не позволила мне остаться - пожалуй, мать единственная никогда мне не подчинялась. Зато я руковожу и всегда, с самой первой встречи, руководила своим мужем. Я управляю плантацией так умело, что другие плантаторы приезжают ко мне за советом. Можно даже сказать, что я, как самая богатая хозяйка в округе, правлю всем приходом, а при желании могла бы, наверное, держать в подчинении и целую колонию.
Той же силой обладаешь и ты, и благодаря ей способен противостоять всем мирским и церковным властям. Ты отправляешься во все деревни и города, имея за душой три короба лжи, и веришь в то, что делаешь. Ты подчинился лишь одной власти на земле - Таламаске, но даже ей ты не покорился полностью.
Я никогда не думал об этом, но она была права. Знаешь, Стефан, среди нас есть агенты, которые не годятся для практических дел, потому что не обладают известной долей скептицизма по отношению к помпезным церемониям. Так что Шарлотта попала в самую точку.
Однако вслух я не признал ее правоту. Я пил вино и смотрел на море. В небе поднялась луна, и по водной глади пролегла светлая дорожка. Мне вдруг пришло в голову, что я слишком редко любовался морем.
Видимо, за долгое время, проведенное в маленькой тюрьме на краю утеса, я чему-то научился.
Шарлотта продолжала свою речь:
- Я приехала жить туда, где нашлось лучшее применение моим силам. И намерена родить много детей, прежде чем Антуан умрет. Очень много! Если ты останешься здесь и будешь моим любовником, то сможешь осуществить все свои желания.
- Не говори так. Ты знаешь, что это невозможно.
- Подумай. Поразмысли как следует над моим предложением. Ведь источником твоих знаний служат прежде всего наблюдения. Что ты узнал, наблюдая за здешней жизнью? Я могла бы построить для тебя дом на своей земле, подарить тебе огромную библиотеку - такую, какую ты сам пожелаешь. Ты принимал бы в нем своих друзей из Европы. И мог бы иметь все, что твоей душе угодно.
Как того и просила Шарлотта, я долго думал, прежде чем дать ответ:
- Мне нужно больше того, что ты предлагаешь. Даже если бы я смог смириться с тем, что ты моя дочь и что мы преступили закон природы.
- Какой там еще закон! - фыркнула она.
- Позволь мне закончить, и тогда все узнаешь, - попросил я и продолжил: - Я не могу довольствоваться радостью плоти и красотой моря, мне недостаточно даже осуществления всех моих желаний. Мне нужно нечто большее, чем деньги.
- Почему?
- Потому что я боюсь смерти. Я ни во что не верю и поэтому, как многие неверующие, должен создать или совершить нечто такое, что составит смысл всей моей жизни. Спасение ведьм, изучение сверхъестественного - вот мои непреходящие удовольствия: они отвлекают меня от тяжких мыслей о собственном незнании - позволяют не думать о том, зачем мы рождаемся и зачем умираем, или о том, ради чего существует весь этот мир.
Если бы мой отец не умер, я стал бы хирургом, чтобы изучать работу тела и иллюстрировать эти исследования собственными рисунками, как делал он. И если бы после смерти отца меня не разыскала Таламаска, я мог бы стать художником, ибо каждое живописное полотно - это целый мир, исполненный глубокого смысла. Но теперь я не стану никем из них, так как ничему не обучался и уже поздно об этом думать, так что я должен возвратиться в Европу и делать то, чем занимаюсь всю жизнь. Это мой долг. Другого выбора нет. Я бы сошел с ума в этих диких, варварских местах. И возненавидел бы тебя еще больше, чем сейчас.
Я очень заинтриговал ее, и в то же время обидел и разочаровал. Выслушав мой ответ, Шарлотта задумалась, не произнося ни слова, и смотрела на меня с таким трагическим выражением на лице, что мое сердце готово было выскочить из груди - так я переживал за нее в эту минуту.