Сперва Ринглер отправился в баварский город Кюнерсберг, где сумел произвести несколько очень красивых фарфоровых изделий. Через год он был уже в Хёхсте, откуда годом раньше сбежал в Страсбург Адам фон Лёвенфинк. Над проблемами, которые Лёвенфинк так и не сумел разрешить, бился теперь другой арканист, Иоганн Бенкграфф, однако и у него пока что ничего не получалось. Бенкграфф был лет на десять старше Ринглера, но они успели познакомиться в Вене и даже какое-то время работали там бок о бок. Через два года после приезда юноши завод уже выпускал фарфор, а Бенкграфф знал о секретах его изготовления почти столько же, сколько сам Ринглер. Из Франкфурта-на-Майне они оба, уже порознь, отправились в странствия по Европе, причем Ринглер оставил в Хёхсте еще одну безутешную возлюбленную. И везде, где проходили эти двое, рождались новые фарфоровые заводы.
Ринглер по стопам Лёвенфинка отправился на восточную границу Франции с Германией, в Страсбург. Там Лёвенфинк занимался тем, что совершенствовал роспись фаянсовых изделий, однако Ринглер показал владельцу фабрики, Полю Аннонгу, как делать фарфор. Вскоре Страсбургский завод уже успешно соперничал с Венсеннской королевской мануфактурой, к большой досаде Людовика XV, который, дабы задавить конкуренцию, издал указ, запрещающий выпускать цветной фарфор где-либо кроме Венсенна. Аннонгу пришлось перебраться из Франции в пфальцский город Франкенталь. Здесь он получил монопольное право на выпуск фарфора.
Ринглер, покинув Страсбург, нашел себе пристанище в Нёйдеке. Тамошний завод принадлежал курфюрсту Максимилиану Иосифу III, женатому на Марии Анне Софии, внучке Августа Сильного. Мария Анна София, подобно деду, души не чаяла в фарфоре. Она мечтала украсить им свой дворец, создав подобие Японского дворца Августа, и убедила мужа взяться за порцелиновое производство. При помощи Ринглера монаршая чета вскоре осуществила свою мечту. Позже завод переехал в Нимфенбург, где успешно работает по сей день.
Тем временем герцог Карл Евгений Вюртембергский, прослышав о необычайных талантах Ринглера, вызвал его в Людвигсбург на юго-западе Германии. Фарфоровая мануфактура, как объявил своим указом герцог, «является необходимым атрибутом великолепия и достоинства». Ринглер с замечательной легкостью обеспечил ему этот необходимый атрибут. В 1759 году был основан Людвигсбургский фарфоровый завод. Герцог пришел в восторг от успехов Ринглера и уже через месяц после приезда назначил его директором завода. Ринглер наконец получил то, о чем мечтал. Он осел в Людвигсбурге, где и прожил следующие сорок с лишним лет. Умер Ринглер в 1802 году.
Фридрих Великий тоже не остался без фарфорового завода. В 1763 году, заключив мир с соседями, он приобрел мануфактуру, основанную двумя годами раньше предприимчивым финансистом Гоцковским, который в это время испытывал серьезные денежные затруднения. Гоцковский купил секрет фарфора у помощника Бенкграффа. В распоряжении Фридриха по-прежнему находились опытные мейсенские мастера, насильно перевезенные в Берлин во время войны. Ни одному из них не позволили вернуться на родину. Теперь у Фридриха было все, чтобы начать выпуск собственного фарфора.
А пока по всей Европе открывались фарфоровые заводы, сводя на нет былое превосходство Саксонии, в самом Мейсене тоже произошли значительные перемены. Как только прусская угроза миновала, Херольд вернулся из Франкфурта, где благополучно пересидел всю войну, и первым делом представил счет на восемь тысяч двести талеров для покрытия расходов за время вынужденного изгнания — вдобавок к тому жалованию, которое все это время получал. Однако ему было уже шестьдесят шесть лет, и хотя он по-прежнему официально числился инспектором фабрики, на самом деле всем заправлял Кендлер. Херольд пришел в ярость, узнав, как легко неутомимый скульптор заступил на его место и как умело руководил фабрикой в тяжелые годы прусской оккупации. Из рассказа о заседании дирекции через год после возвращения Херольда видно, насколько велика была его неприязнь; он обличал «халатность, безответственность и нечестность большей части руководства, среди которого особо отметил придворного комиссара Кендлера».
Однако дни Херольда миновали, и его жалоб никто не слушал, тем более что живописным отделом теперь руководил другой человек. Два года спустя, после смерти жены, он попросил дозволения съехать из комнат в Альбрехтсбурге и удалиться на покой. После продажи большого поместья в соседнем Плоссене, купленного его женой в 1741 году, Херольд вернулся в Мейсен и приобрел просторный дом на углу Флейшергассе. (Этот дом сохранился до наших дней.) Перед уходом со службы ему пришлось дать обязательство никогда не покидать Саксонию и письменно изложить все, что он знал о производстве фарфора и составлении эмалей. Кендлер наконец-то избавился от заклятого недруга — теперь никто не мешал его работе.