— Продолжайте.
— В общем, я провела его в приемную, потом сообщила миссис Торп о посетителе, назвав его имя. Она была ошарашена, точно вам говорю, была вне себя. Сказала: «Слава Богу, мистера Торпа нет дома. Вы же никому об этом не скажете, правда, миссис Хикс?» И я до сего дня об этом молчала.
— Что произошло потом?
— Ну, она ушла в приемную, поздоровалась с Уэйтом, как подобает леди, а он стоял весь напыщенный. Сразу отказался от чая, сказал, мол, хочет поговорить с ней наедине, и покосился на меня. И я ушла.
— Вы знаете, зачем Джозеф Уэйт приходил?
— Нет, простите, мисс, не знаю. Но он был в ярости и очень ее расстроил.
— Вы что-нибудь слышали?
Вздохнув, миссис Хикс попыталась собраться с мыслями.
— Конечно, в моем-то возрасте многое забывается, но его я запомнила. Эти дома строили основательно, как крепости, на случай урагана. Хотя изначально они предназначались для капитанов адмирала Нельсона. Сквозь такие стены едва ли что-то можно расслышать. Но я поняла, что Уэйт расстроил хозяйку, это уж точно. А когда выходил из приемной — открыл дверь, и я все слышала, — он… угрожал ей, наверно, так это называется.
— Что именно он сказал?
— «Вы все поплатитесь. Когда-нибудь вы все за это поплатитесь. Припомни мои слова, девочка, ты за все заплатишь!» А потом ушел, хлопнув дверью с такой силой, что, я думала, сейчас дом рухнет. Раз это было давно, можете не сомневаться, таким, как Джозеф Уэйт, стыдно не будет!
Миссис Хикс ненадолго умолкла, а потом вновь заговорила, но уже с меньшим напором:
— Но знаете, что было странно?
— Что, миссис Хикс? — спросила Мейси низким голосом, почти шепотом.
— Я вышла из столовой, где складывала букет, и тут услышала, как дверь приемной открывается. Я хотела успеть проводить Уэйта на выход, но он остановил меня рукой, вот так. — Миссис Хикс подняла руку, как лондонский полисмен, останавливающий дорожное движение. — А потом он быстро отвернулся. Понимаете, мисс, он плакал. У него слезы текли ручьем. Не знаю, от страха или от горя, но… я прямо растерялась. Ведь миссис Торп тоже была расстроена.
Мейси не удивилась тому, что помешанного на самоконтроле Джозефа Уэйта вдруг подвела выдержка. Она знала, что для людей подобного сорта чрезмерное эмоциональное напряжение нередко заканчивалось нервным срывом. Ей вспомнились отчаяние Билли и времена, когда и сама бывала подавлена, и от этих воспоминаний у нее вдруг заболело сердце не только за Розамунду, но и, как ни странно, за Джозефа Уэйта. Что бы этот человек ни совершал — горя он перенес немало.
— Он приходил вновь?
— Никогда. А если бы и приходил, я бы точно узнала.
— А миссис Торп так и не раскрыла вам причин его визита?
— Нет. Мне кажется, он просто хотел заставить ее чувствовать себя такой же несчастной.
— Хм-м. Миссис Хикс, знаю, что уже спрашивала вас, но все же я должна быть уверена. Вы действительно считаете, что смерть миссис Торп — это чужих рук дело?
Горничная помедлила, задумчиво покрутив на пальце обручальное кольцо.
— Да, я так считаю. В глубине души я не совсем уверена. И откуда взяться уверенности, если меня там не было. Но покончить с собой? Нет, я очень в этом сомневаюсь, очень. Миссис Торп словно исполняла миссию помощи людям, особенно воевавшим, простым мальчишкам, раненым ребятам.
Звон часов на каминной полке возвестил о четверти двенадцатого.
— Большое спасибо, что уделили мне время, миссис Хикс. Вы снова мне очень помогли.
Горничная вынула из кармана платок и отерла проступившие на глазах слезы.
Мейси встала и обняла ее за плечи.
— Ах, миссис Хикс, вы, наверно, так по ней скучаете.
— Да, мисс Доббс, очень. Мне ее очень не хватает. Миссис Торп была такой прекрасной, доброй женщиной, слишком молодой, чтобы умирать. Мне даже не хватило духу отослать ее одежду, как велели дети мистера Торпа.
Мейси ощутила прикосновение, словно чья-то рука мягко коснулась ее руки, обнимавшей плечи горничной. Перед ней возник образ Розамунды.
— Миссис Хикс, на момент смерти была ли миссис Торп в траурном платье?
— Ну, в общем, да. Черное такое, очень мрачное, но модного фасона. Неряхой она точно не была, всегда одевалась с иголочки.
— А похоронили ее в…
— Платье? Нет, я бы этого не допустила. Негоже ложиться в гроб в траурном наряде. Нет, я переодела ее в прекрасный шелковый халатик. Она была похожа на спящую красавицу. Нет, то платье в шкафу. Я сразу его убрала. Не хотела, чтобы к ней прикасались чужие, поэтому переодевала ее сама. Я подумала, что черное платье надо бы выбросить, но не смогла себя заставить.