Хотя этот день не был рыночным, Фрэнки спозаранку приходил в конюшню к Персефоне. Он ласково говорил с кобылой, чистил ей шкуру, пока она не начинала блестеть, расчесывал гриву и хвост, осматривал копыта, так как ей приходилось ежедневно возить тяжелый груз на значительное расстояние. В теплой конюшне приятно пахло овсом, и здесь Фрэнки, зачастую неловкий на улице или в компании, чувствовал себя совершенно непринужденно. Обычно когда слышались шаги подходившей к конюшне Мейси, Фрэнки уже наполовину заканчивал работу.
— Папа, я здесь, — кричала ему Мейси, перед тем как заглянуть в открытую верхнюю половину двери и помахать рукой. Она всегда приносила отцу что-нибудь от миссис Кроуфорд: пирог с мясом, завернутый в белый муслин и коричневую бумагу; свежеиспеченный, еще теплый хлеб или исходящий паром яблочный пудинг, который, по словам кухарки, нужно только слегка подогреть.
Мейси быстро снимала жакет и закатывала рукава. Отец с дочерью совместно заканчивали утреннюю работу, разговор облегчался их действиями. Работали они уверенно.
— Девочка, значит, твое образование движется?
— Да, папа. Доктор Бланш считает, что в следующем году я буду готова к вступительным экзаменам и стипендии.
— Экзаменам куда? — спросил Фрэнки, идя к насосу за водой, чтобы ополоснуть намыленные вожжи и постромки Персефоны.
— В университет. Доктор Бланш говорит, я справлюсь. Ее сиятельство очень хочет, чтобы я подала заявление в Кембридж, в Гертон-колледж. Говорит, это самое подходящее место для индивидуалистки.
— Вот как? Кембридж. Шикарное место для тебя, моя девочка! — Фрэнки засмеялся, но потом серьезно посмотрел на Мейси. — Дочка, лишь бы ты не доводила себя до крайности. И Кембридж далеко отсюда. Где ты будешь жить? И как будешь сходиться с людьми в таком месте?
— Не знаю. Думаю, жить буду в колледже. Знаешь, для этого существуют всевозможные правила. И буду знакомиться с людьми. Папа, все будет отлично. Как-никак Гертон — женский колледж в деревне.
— Да, но другие девушки богаче тебя, и у них больше связей.
Чистившая Персефону Мейси подняла взгляд. Хотя Фрэнки уже вычистил лошадь с головы до хвоста, Мейси любила ощущать близость теплого животного и знала, что лошадь довольна ее усилиями.
— Папа, я уже не ребенок. Мне пятнадцать. И я видела больше, чем большинство девушек моего возраста. Доктор Бланш знает, что делает.
— Да, конечно, дочка. Человек он умный. Я только беспокоюсь о тебе.
Фрэнки вытер чистую сбрую сухой тряпкой, повесил вожжи и постромки на крюк в низком потолке. Потом, когда Мейси уедет в Белгравию, Фрэнки вернется в конюшню, чтобы накормить Персефону, снимет с крюка сухие вожжи, узду, постромки и вотрет в кожу подогретое костяное масло.
— Папа, не беспокойся. У меня все очень хорошо. Куда пойдем на прогулку? У меня есть отличные бутерброды и две бутылки имбирного пива.
Через три дня после встречи с отцом Мейси ранним вечером оживленно шла к библиотеке на очередной урок. Она виделась с Морисом Бланшем каждую вторую среду, ровно в половине шестого, в библиотеке. Они проводили там три часа, потом доктор Бланш уходил в столовую на неофициальный ужин с Комптонами. Мейси продолжала заниматься одна, пока он и леди Роуэн, закончив ужин, не шли ознакомиться с ее работой. Леди Роуэн была вполне довольна образованием Мейси Доббс, задавала вопросы, предлагала дополнительные сферы для изучения. Но в этот вечер обсуждалась новая возможность.
— Мейси, я думаю, пора заняться работой в поле.
Мейси поглядела сперва на доктора Бланша, потом на леди Роуэн. Должно быть, имелась в виду ботаника.
— Леди Роуэн поговорила с мистером Картером, и на будущей неделе, в среду, мы устроим экскурсию. Собственно говоря, я запланировал несколько экскурсий, так что нам нужно будет встречаться раньше, чем обычно.
— Какие экскурсии? Куда мы будем ездить?
— В разные места, — ответил Бланш, — представляющие исторический, социальный и экономический интерес.
Больше он ничего не прибавил. В последующие недели Бланш возил Мейси знакомиться с разными людьми, и она проводила время, общаясь с ними. Поначалу Морис оставался с ней, но со временем стал тихо уходить из комнаты, оставляя Мейси разговаривать с его другом, так как все, с кем он знакомил ее, считались друзьями Мориса Бланша. Мейси кое-кто из них казался странным, и она не знала, что сказал бы обо всем этом Фрэнки Доббс.
— Сегодня мы встретимся с моим близким другом доктором Бэзилом Ханом, — сообщил Морис Бланш Мейси, когда они приехали на такси в Хэмпстед. — Это выдающийся ученый, родился на Цейлоне в семье высокой касты. Имя ему дали в честь одного из бывших коллег его отца, англичанина. Хан, как он называет себя, совершенно слепой. Он лишился зрения после несчастного случая, но, как часто бывает, это стало основанием дела его жизни.