Фрэнки Доббс прекратил работу и посмотрел на Мейси.
— Папа, в чем дело?
Улыбка словно бы испарилась с ее лица.
— Комично, значит? Мне это нравится. Комично. Уже не можешь говорить простыми словами. Нужно употреблять книжные, да?
— Но, папа… я думала…
— В том-то и беда с тобой. Слишком много думаешь. Не знаю…
Фрэнки повернулся спиной к дочери; по положению плеч можно было догадаться, что в нем закипает гнев, а это случалось редко.
— Не знаю. Я думал, хорошо, что ты получаешь образование. Теперь не знаю. Скоро небось не захочешь разговаривать с такими, как я.
— Папа, это глупо.
— Я глупый, вот как?
Фрэнки снова посмотрел на дочь, и глаза его засверкали.
— Ты не так меня понял. Я имела в виду…
Мейси устала и опустила руку, Персефона ткнулась в нее носом, чтобы она продолжала гладить за ушами, но тщетно. Отец с дочерью стояли в напряженном молчании.
Как это произошло? Почему то кажется, что все на ее стороне, а через минуту — что все против? Что она сделала не так? Мейси подошла к перевернутому ящику в углу и тяжело села на него. Она думала, как исправить разлад с любимым отцом, и морщины, прорезавшие лоб, составляли контраст с ее юным лицом.
— Папа, мне очень жаль.
— Мне тоже. Прежде всего жаль, что завел разговор об этом с мистером Картером.
— Папа, ты правильно сделал. У меня никогда не было бы такой возможности…
Фрэнки тоже устал. Он устал беспокоиться о Мейси, бояться, что она окажется в кругах выше ее общественного положения и уже не вернется. Устал сознавать себя недостаточно хорошим для дочери.
— Знаю, дочка. Знаю. Давай прекратим эту ссору. Только приезжай по воскресеньям навестить своего старого папу.
Мейси подалась к отцу, севшему на перевернутый ящик рядом с ней, обняла за шею и заплакала.
— Перестань, дочка. Давай забудем об этой ссоре.
— Папа, я по тебе скучаю.
— И я по тебе, дорогая моя.
Они еще посидели так, потом Фрэнки объявил, что нужно идти в парк, если хотят застать лучшее время дня. Вдвоем они закончили работу и, оставив Персефону отдыхать, пошли в парк прогуляться и съесть бутерброды, которые приготовила миссис Кроуфорд.
Возвращаясь вечером в Белгравию, Мейси невольно вспомнила отцову вспышку и задалась вопросом, как ей сочетать свои обязанности. Словно этого было мало, Инид при ее появлении в мансардной комнате принялась злословить:
— Удивительно, что ты можешь заставить себя видеться со своим отцом. Он же уличный торговец, теперь уже низший класс для тебя, так ведь, Мейси?
Слова Инид потрясли и уязвили ее. Пренебрежение к себе она еще сносила, но выпады против отца терпеть не собиралась.
— Мой отец, Инид, один из лучших.
— Хммм. Я думала, он будет недостаточно хорош для любимицы ее светлости.
— Инид, я ничья не любимица и не фаворитка. Я по-прежнему живу в этой комнате и усердно работаю.
Инид лежала вверх лицом на кровати, подложив под голову взбитые подушки, и, разговаривая, листала старый номер журнала «Леди».
— Хммм. Мейси Доббс, все, что ты сделала, это дала ее светлости удобный случай проявить заботливость. Эти высокородные любят такие случаи. Ей кажется, что она делает что-то для низших классов. Такая прям благодетельница! А что касается этого странного типа, Бланша, я бы на твоем месте ему не верила. Ты всерьез думаешь, что сможешь стать леди благодаря всем этим книгам?
— Инид, я уже говорила тебе, что не хочу быть леди.
Мейси сложила выходную одежду в массивный комод, потом взяла щетку для волос и принялась расчесывать блестящие черные волосы.
— Ну и дура!
Мейси повернулась и посмотрела на Инид в упор.
— Что это с тобой? Что я ни сделаю — все не так!
— Я скажу тебе что, маленькая Мейси! Может, я не способна учиться по книгам, как ты, но, помяни мои слова, уйду отсюда раньше, чем ты, несмотря на ее светлость.
— Я же тебе не мешаю…
В досаде Инид соскочила с кровати, откинула одеяло и бросилась в постель. Не пожелав спокойной ночи, она просто повернулась спиной к Мейси, как это вошло у нее в обыкновение.
Мейси больше ничего не сказала, легла на массивную медную кровать, на жесткий, набитый конским волосом матрас, между холодными белыми муслиновыми простынями. Не пытаясь читать или работать над заданием Мориса Бланша, девушка погасила свет.
Зависть. Теперь она начинала понимать зависть. Из-за перемен, случившихся за последние недели, и тяжелого разговора с отцом Мейси стала осознавать, как трудно ей будет воплотить свою мечту в жизнь. И ее не впервые беспокоили слова Инид о леди Роуэн. Неужели она просто временное развлечение для ее светлости, бальзам для ее совести, чтобы леди Роуэн могла считать, будто что-то делает для общества? Мейси не могла в это поверить, она не раз видела на лице своей нанимательницы искренний интерес и заботу.