Леди Роуэн молча подошла к Гамлету и коснулась бледной, натянутой кожи вокруг его глаз. Отняв руку, она увидела на перчатке белый порошок и улыбнулась.
— Мистер Доббс, я никогда не спрошу, что вы сегодня сделали, но запомню это навсегда. Знаю, то, о чем попросила вас, было дурно, но я не перенесла бы потери этих лошадей.
— А я не перенес бы потери Персефоны, ваша светлость. Но должен вас предупредить. До конца войны еще далеко. Держите этих лошадей на своей земле, возле дома. Пусть их никто не видит, кроме тех, кто здесь работает. В такие времена люди меняются.
Леди Роуэн кивнула и дала по морковке всем лошадям.
— Да, кстати, ваша светлость. Не может ли миссис Кроуфорд использовать желтки двух с половиной дюжин яиц? Жалко будет, если они пропадут.
Наступил вечер накануне отъезда Мейси в Кембридж. Десять домашних слуг сели ужинать на кухне. Поскольку Комптоны сейчас жили в поместье, сюда же приехали и слуги, работавшие в доме в Белгравии. Мейси привязалась к ним и была рада, что они провожают ее.
Картер сидел во главе стола, в резном кресле, а миссис Кроуфорд — на противоположном конце, рядом с большой чугунной печкой. Мейси устроилась рядом с отцом. Даже Инид, которую вызвали из Лондона для помощи в приеме гостей в конце лета, присутствовала на проводах и выглядела довольной. Она заметно повеселела после того, как мастер Джеймс вернулся из Канады.
— Господи, кажется, мир теперь вращается быстрее. Из-за этой войны мастер Джеймс вернулся домой, Мейси уезжает в Кембридж — в Кембридж, наша Мейси Доббс! А еще все важные люди приезжают завтра для встречи с лордом Комптоном, — сказала кухарка, последний раз взглянув на яблочный пирог и сев.
— Миссис Кроуфорд, все приготовления сделаны. Мы их осмотрим напоследок после нашего маленького праздника. А теперь…
Картер встал, оглядел всех и улыбнулся.
— Прошу всех присоединиться ко мне в этом тосте!
Заскрипели отодвигаемые стулья, люди откашливались, вставая и подталкивая друг друга. Все повернулись к Мейси, и под устремленными на нее взглядами она покраснела.
— За нашу Мейси Доббс! Поздравляем, Мейси. Мы все видели, как усердно ты трудилась, и знаем, что ты сделаешь честь лорду и леди Комптон, своему отцу и всем нам. И приготовили тебе небольшой подарок в знак нашей любви. Он пригодится тебе в университете.
Миссис Кроуфорд полезла под стол и достала большую плоскую коробку, передала ее одной рукой Картеру, а другой, держа в ней большой белый платок, утерла слезы.
— От всех, кто служит в поместье Челстон и в резиденции Комптонов в Лондоне. Мейси, мы гордимся тобой!
Мейси залилась краской и потянулась за картонной коричневой коробкой.
— О Господи. О, надо же. О…
— Мейси, да открой же ее, ради Бога, — сказала Инид, чем заслужила сердитый взгляд миссис Кроуфорд.
Мейси развязала веревочку, сняла крышку и, отбросив тонкую оберточную бумагу, обнаружила мягкую, но прочную папку для бумаг из черной кожи с серебряной застежкой.
— О… о… она… она… красивая! Спасибо, спасибо всем.
Картер, не теряя времени, поднял бокал и продолжил тост:
— За нашу Мейси Доббс…
За столом зазвучали голоса:
— За Мейси Доббс.
— Молодчина, Мейси.
— Мейси, покажи им там!
— Мейси Доббс!
Мейси кивала, шепча:
— Спасибо… спасибо… спасибо.
— И пока мы не сели, — сказал Картер, когда собравшиеся уже почти опустились на стулья, — за нашу страну, за наших ребят, которые отправляются во Францию. Удачи и — Боже, храни короля!
— Боже, храни короля!
На другой день Мейси стояла на железнодорожной платформе с большим чемоданом книг, гораздо более тяжелым, чем сумка с личными вещами. Девушка крепко сжимала черную папку, боясь потерять этот чудесный подарок. Его выбрали Картер и миссис Кроуфорд, сочтя, что Мейси Доббс не должна ехать в университет без изящной папки для бумаг.
Когда Мейси делала пересадку в Тонбридже, ее поразило множество людей в военной форме, растянувшихся на перроне. Недавно развешенные объявления давали объяснение происходящему:
МОБИЛИЗАЦИЯ ВОЙСК
ДО СВЕДЕНИЯ ПАССАЖИРОВ ДОВОДИТСЯ,
ЧТО МОЖЕТ ВОЗНИКНУТЬ НЕОБХОДИМОСТЬ
ОТМЕНИТЬ ИЛИ ЗАДЕРЖАТЬ ПОЕЗДА
БЕЗ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ОБЪЯВЛЕНИЯ
Стало ясно, что поездка в Кембридж будет долгой. Влюбленные и молодожены крепко обнимались среди толкотни на перроне. Матери плакали в уже мокрые платки, сыновья утешали их: «Ты опомниться не успеешь, как я вернусь», — отцы стоически молчали.