Он подошел к девушке и в своей ироничной манере одновременно фатоватого[115] и жестокого хвастуна произнес:
— Сеньорита, признаю, мы обошлись с вами жестоковато, что недостойно вашего положения и красоты.
Собрав всю свою волю, Хуана резко ответила:
— Ваши комплименты для меня оскорбительны! Избавьте меня от них! Что вы хотите?
— Всего лишь, — со спокойным бесстыдством продолжил негодяй, — предложить вам эту коляску. В ней вы не так устанете, пока мы доберемся до места.
Не возразив ни слова, девушка поднялась в упряжку, взяла в руки вожжи и повернулась к индианке:
— Садись рядом со мной, дорогая.
Флор проворно запрыгнула на сиденье. Мрачный тип усмехнулся:
— Позвольте, сеньорита, дать вам один неглупый совет: не пытайтесь бежать! Ибо в таком случае мы будем вынуждены связать вас и засунуть в рот кляп[116]… Вы знаете, у этих кабальеро довольно тяжелая рука. А теперь поехали!
Несмотря на непомерный груз, лошади и мулы бойко двинулись вперед. Повозки скрипели, тяжело переваливались на камнях дороги, беспорядочно стучали копыта, звенел и лязгал металлический хлам. Колонна направилась на север. Бандиты, кажется, держали путь в сторону хребта, едва заметные вершины которого выглядели на таком расстоянии словно голубоватая дымка.
Разбойники, судя по всему, спешили. Они постоянно подгоняли животных, отчего движение становилось еще более беспорядочным и хаотичным.
Время от времени на дорогу падал обессилевший и задыхающийся мул. Один из бандитов начинал яростно браниться и осыпать проклятиями бедное животное, затем, вынужденный оставить вожделенную добычу, догонял ушедшую вперед колонну.
Иногда под седоком падала лошадь. Бандит, выбравшись из-под рухнувшего коня, злобно ругался. А его товарищи в это время равнодушно проходили мимо и исчезали в клубах пыли.
Ехали не останавливаясь. Только ночью разбойники устроили небольшой двухчасовой привал.
С разбитым телом и исстрадавшейся душой, Хуана не переставая думала о том, что все дальше и дальше уходит от разграбленного лагеря, бывшего для нее последним пристанищем.
А сейчас у нее не оставалось ничего: ни физической, ни моральной поддержки, даже надежды! И это в семнадцать лет!
Поредев вдвое, отряд наконец добрался до цели. Колонна вступила на засушливую, каменистую равнину. Кое-где виднелись небольшие, чахлые деревца.
Тоненькие ручейки беловатой воды повсюду пересекали местность. Вся равнина, куда ни глянь, была изрыта, перепахана, что свидетельствовало об огромном, неимоверном труде. Сотни квадратных ям и канав глубиной в несколько метров буквально усеяли, словно гигантские соты, песчаную поверхность. Тут и там валялись лопаты, мотыги, кирки, различные ограждения, деревянные ящики, странные приспособления в виде колыбели, а также огромное количество пустых консервных банок.
Эта территория, пустующая в данный момент, представляла собой золотой прииск.
Большие ямы и канавы являлись отводами, откуда старатели извлекали золотоносную землю. Здесь были скрыты несметные богатства, лихорадочно добываемые этими людьми — неутомимыми тружениками и одновременно неисправимыми разбойниками.
Немного дальше, у подножия холма, приютились жалкие строения: латаный-перелатаный брезент вместо крыши, какие-то лачуги, укрытые дерном, хижины из веток и кое-где бросающиеся в глаза, словно настоящие дворцы, бревенчатые дома. В большинстве своем это были бары, где за золото наливали дьявольской крепости напитки старателям, для которых пьянство превратилось в естественную потребность.
Около сотни мужчин, растянувшись здесь же, на земле, предавались послеобеденному отдыху. Большинство из них были мертвецки пьяны.
Прибытие отряда вызвало шум, ругань, крики «Ур-ра!». Кто-то выстрелил из пистолета. В ответ на это дверь одного из домов открылась. Появился какой-то человек. По его сигналу предводитель банды, а следом за ним и вся колонна остановились.
— Он здесь? — предводитель.
— Да! Он здесь и уже начал проявлять признаки нетерпения… Ты ведь знаешь… он не любит шутить!
— Сеньорита, — обратился главарь к Хуане, — прошу вас, слезайте. Мы прибыли.
Флор, спокойно посмотрев на бандитов, ловко спрыгнула на песок. Затем она помогла сделать то же самое Хуане, у которой затекли ноги. Бедная девушка с трудом передвигалась…
Незнакомец указал на дверь и, посмотрев на них с двусмысленной улыбкой, произнес:
— Заходите! Вас ждет приятное общество.
Хуана прекрасно понимала, что любая попытка сопротивления лишь подвигнет разбойников на насилие.
Гордо подняв голову, она вошла в комнату, заставленную и заваленную самыми различными предметами: грубо сколоченной мебелью, оружием, провизией, коврами, мехами.
Мужчина, облаченный в красивый мексиканский костюм, поднялся ей навстречу, поклонился. Девушка едва подавила крик.
— Андрее! — ужасе воскликнула она. — Вы!.. Здесь!
Перед ней стоял великолепный метис с красивым мужественным лицом. От этого человека веяло чем-то неотвратимым, фатальным. Андрее слегка побледнел и глухо произнес:
— Вы никак не ожидали меня здесь увидеть, Хуана Герреро? Не так ли?
Бросив на него презрительный взгляд, девушка резко ответила:
— Ах!.. Теперь я все понимаю! Засада… похищение… кража… убийство. Во всем этом замешаны вы… Я должна была догадаться.
— Да, сеньорита!.. Даже кража! Что вы хотите, я стал главарем шайки бандитов… хотя некоторые сказали бы: главой партизанского отряда. Здесь, в Мексике, разницы особой нет. Так что я не стану вступать с вами в словесную перепалку.
То ли от ярости, то ли от волнения, впрочем внешне никак не проявляемых, его звучный мелодичный голос заметно дрожал.
— И вы будете держать меня в качестве пленницы? — надменно спросила молодая женщина.
— Это зависит от вас! Кстати, присядьте, прошу… поешьте… мне кажется, вы проголодались.
— Я ничего не хочу от вас! Даже яблока или стакана воды!
— Зря! Иначе вы умрете от истощения — сегодня, завтра или позже… Дело в том, что я больше не расстанусь с вами.
Во время этого разговора Андрее, взволнованный больше, чем хотел бы, несмотря на внешнюю невозмутимость, смотрел на свою пленницу со странным и удивительным выражением на лице.
Его великолепные властные глаза, казалось, угрожали и в то же время умоляли ее, светились ненавистью и страстью, а иногда и безумием.
Хуана с вызовом ответила:
— Вы забываете, что смерть принесет мне избавление.
— Вероятно. И так, наверное, было бы даже лучше. Я навсегда избавился бы от столь дорогого и жестокого наваждения… от этих оков, которые я добровольно принимаю и одновременно хотел бы разбить! Да! Мне кажется, я ощутил бы, уничтожив вас, жестокую радость… даже если буду проливать над вашим телом кровавые слезы!
— Не надо угроз, Андрее! — бесстрашно вмешалась в разговор Солнечный Цветок. — Знай, Хуана всегда будет отмщена!
До сих пор метис едва ли обратил внимание на индианку, несомненно приняв ее за служанку. Вглядевшись, он признал в девушке соучастницу штурма и разграбления плантаторского имения. Удивленный Андрее воскликнул:
— Дочь Быстрого Лося! Значит, она тебя приручила… маленькая пантера… Она сделала тебя своей рабыней.
— Да! Я ее люблю, предана и верна ей. Такие, как я, всегда остаются рядом в трудные минуты!
— Спасибо, моя дорогая маленькая сестричка! — произнесла Хуана, до глубины души взволнованная словами индианки. — Я тоже люблю тебя!
Затем она повернулась к Андресу:
— Вы удерживаете меня, невзирая на элементарные нормы порядочности и гуманности. Что вы намереваетесь сделать со мной?
— Сеньорита, уже работая у вашего отца, я испытывал по отношению к вам… нежную и уважительную привязанность… которая затем переросла в огромную… единственную… вечную любовь.
116
Кляп — кусок дерева или тряпка, насильственно всунутые в рот, чтобы захваченный пленный не мог кричать или кусаться.