- Вот негодяй! Давать взятку должностным лицам! А ведь это писатель, чьи книги раскупают миллионы негодяев по всему миру.
- А как тебе эти негодяи в министерстве культуры? Брать взятку с живой легенды мексиканской литературы!
- Антонио, а может, он все-таки не давал взятку?
- Мария, ты слишком хорошо думаешь о людях. В этом мире без денег вообще ничего не делается.
- Как, Антонио? А вот мы вчера взяли в магазине бутылку кактусовой водки и банку огурцов в кактусовом рассоле и ничего за это не заплатили.
- Как ничего, Мария? Ведь нам пришлось после этого бежать три квартала и выслушивать гадости, которые кричал нам в спину хозяин магазина этот негодяй Бенитес.
- Да-а. Это еще хорошо, что он поскользнулся и сломал себе ногу, иначе у нас бы не получилось вернуться и сломать ему вторую.
- Подожди, Мария, а о чем мы говорили?
- Как о чем? О литературе.
- Да, Мария, мы всегда с тобой говорим только о высоком.
- Это потому, что мы с тобой – семья высококультурных мексиканцев.
- И именно эта культура не позволила нам выбить этому негодяю Бенитесу глаз.
- Ну, и еще появившийся полицейский.
31.
- Антонио!
- Да, Мария.
- Наша новая служанка Хуанита совсем обнаглела. Она потребовала зарплату за первый месяц работы.
- Что? И это в благодарность за то, что мы позволяем ей делать уборку в квартире порядочных людей?
- Да, и разрешаем стирать наши вещи и готовить нам. А если бы она нас отравила?
- Я понял, Мария. Наша служанка Хуанита – отъявленный негодяй. А мы ей так доверяли!
- А я знаю, что нужно сделать. Мы выгоним ее и не заплатим ей денег.
- Правильно, Антонио. Тем более, что мы всегда так делаем.
- Ведь это разумно.
- И очень выгодно.
- Пусть эта негодяй Хуанита знает, как оскорблять честных мексиканцев.
- Мой строгий, но справедливый!
- Моя честная, но умная!
32.
- Антонио!
- Да, Мария.
- Ты слышал новость – Эстелла родила?
- Зачем она это сделала, Мария?
- Наверное, для того, чтобы в их семье одним негодяем было больше.
- Да, эти негодяи размножаются, как перчатки. Кстати, а где мои перчатки?
- Ты их оставил в магазине, Антонио.
- Как, оставил?
- Ты не захотел платить за них пятьдесят песо.
- А почему я должен платить за свои перчатки?
- Ну, они были не совсем твои. Ты просто их померил, и они тебе подошли.
- Но я же за них заплатил.
- Ты заплатил только пять песо.
- Я перепутал. Зачем же они сразу вызвали полицию?
- Ну, положим, не сразу, а только после того, как ты ударил ногой продавщицу и перевернул прилавок.
- Мне было обидно. Ведь они не поверили, что я просто ошибся.
- Они люди без воображения и не смогли представить, как можно перепутать большую красную купюру и серебряную монету.
- А все эта Эстелла виновата!
- Почему, Антонио?
- А потому что вспомни негодяя, и весь день испорчен. Даже аппетит пропал.
- Так ты не будешь есть кактусовую запеканку?
- Вот еще, конечно буду. Только без удовольствия. Давай ее сюда.
33.
- Антонио!
- Да, Мария!
- Посмотри, эти негодяи в магазине продали тебе свитер с огромной дырой.
- Это не дыра, Мария. Это отверстие для головы.
- Да? А зачем же я его заштопала?
- Не знаю, Мария.
- Ну, хорошо, но вот эти две дырки поменьше – их же нужно было заштопать?
- Конечно, нужно, Мария. Правда, это были отверстия для рук…
- Да? А что же эти негодяи в магазине не предупредили? Ладно, заштопаю еще вот эту, самую большую дыру, набью пухом и сделаю подушку.
- Но у нас уже есть три таких подушки, а у меня – ни одного свитера.
- Хорошо, завтра пойдешь в магазин и купишь себе новый свитер. Только смотри, чтобы в нем не было дырок.
34.
- Антонио. Антонио! Антонио! Ты что, оглох?
- Что, Мария?
- Я говорю, ты что, оглох?
- Куда, Мария?
- Господи, да ты правда оглох! (Кричит) Антонио, что с тобой?
- Все в порядке, Мария. Просто я отомстил этому негодяю, нашему соседу Уго Кампосу. Помнишь, он всю ночь храпел за стеной и мешал нам спать?
- Помню, Антонио.
- Так вот, в семь утра, когда ты ушла на работу, я включил кофемолку, пылесос, телевизор и музыкальный центр на полную громкость до самого вечера. Представляю, как он злился!
- Да, Антонио, ты здорово отомстил этому негодяю.
- Спасибо, я уже поел, Мария.
- Но ты же сам оглох, Антонио!