Эти комнаты стояли особняком от всех остальных. Одна дверь вела в коридор, вторая — на общий двор, третья — в роскошный сад, не уступавший по величине самому лучшему парку.
Граф, совсем не знавший страны, и, как все иностранцы, имевшей о ней ложное представление, был поражен удобством отведенного ему помещения и изяществом убранства. Он горячо поблагодарил дона Андреса за заботу, признавшись, что не ожидал столь радушного приема.
Польщенный этим признанием, дон Андрес де ля Крус, потирая от удовольствия руки, удалился, предоставив кузену возможность отдохнуть, если ему заблагорассудится.
У графа, как вам известно, было двое слуг. Один находился в его покоях, и граф спросил, как они доехали и как были приняты на гасиенде.
Слуга, ровесник графа и его молочный брат, очень любил своего господина и всегда старался ему угодить. Он был хорошо сложен, крепок на вид, с симпатичным лицом, отличался храбростью и весьма ценным для слуги качеством: ничего не видел, не слышал, не болтал лишнего. Родом он был из Бискайи и звали его Рембо. Когда бы господин ни позвал его, днем или ночью, Рембо тотчас бежал на зов в своем неизменном черном сюртуке с золотыми пуговицами, черной жилетке, коротких черных панталонах, белых шелковых чулках и туфлях с бантами. Оставалось только напудрить волосы, и он походил бы на управляющего имением какой-нибудь знатной особы прошлого века.
Граф тоже был привязан к Рембо и во всем ему доверял.
Второй слуга графа, высокий малый лет двадцати, крепкий и коренастый, исполнял всю черную работу, и как огня боялся Рембо. Звали его Ланка Ибаррю. Он тоже был безгранично предан своему господину и оказывал ему всяческое почтение. Смелый и умный, он в то же время отличался обжорством и ленью.
Рембо рассказал господину, что ничего особенного с ними не случилось в дороге. Правда, какой-то неизвестный господин велел им отправиться прямо в дель Ареналь, не заезжая в Мексику, что они и сделали.
Выслушав слугу, граф отпустил его, растянулся на диване, но только раскрыл книгу, как его сморил сон.
Проснулся он часа в четыре, и тут же вошел Рембо, доложивший, что дон Андрес де ля Крус ждет гостя к обеду.
Граф оглядел себя и в сопровождении слуги направился в столовую.
ГЛАВА VI. Встреча у окна
Столовая была длинной просторной комнатой, освещаемой овальными окнами, в которых стекла были цветными, с дубовой панелью, почерневшей от времени, и огромным столом в форме подковы, вокруг которого стояли скамьи.
Когда граф де ля Соль вошел в столовую, там уже собралось человек двадцать — двадцать пять. Дон Андрес, как и большинство состоятельных мексиканцев, сажал вместе с собой за стол и слуг.
Этот патриархальный обычай, давно переставший существовать во Франции, был, пожалуй, одним из лучших, установленных предками. Он положительно влиял на отношения господ со слугами, укрепляя взаимное доверие. Слуги как бы становились членами семьи.
Дон Андрес де ля Крус с дочерью и сыном стояли в глубине комнаты.
О донье Долорес читатель уже знает. Сын дона Андреса, ровесник графа, был высоким и сильным, с мужественными чертами смуглого лица. Черная борода, большие глаза с пронзительным взглядом. Голос низкий, речь короткая и отрывистая. Вид надменный, но манеры изящные, благородные. Одет он был в национальный мексиканский костюм.
Дон Андрес представил графа, и все заняли свои места за столом. Хозяин посадил графа рядом с дочерью, велел ей прочесть молитву, все повторили «аминь» и приступили к еде.
Мексиканцы, как и их предки испанцы, вина не пьют. К десерту были поданы кувшины с водой. Однако графу дон Андрес, ко всеобщему удивлению, велел подать вина.
Обед прошел в полном молчании, несмотря на попытки дона Андреса завязать разговор. Граф и дон Мельхиор обменялись несколькими вежливыми фразами, и снова воцарилось молчание.
Донья Долорес была бледна, ей, видимо, нездоровилось. Она почти не прикасалась к еде и не промолвила ни слова.
Наконец обед кончился и все разошлись.
Граф, неприятно пораженный холодным приемом дона Мельхиора, под предлогом усталости изъявил желание удалиться.
Дон Андрес был этим явно расстроен.
Дон Мельхиор и граф церемонно поклонились друг другу, донья Долорес с присущей ей грацией тоже отвесила молодому человеку поклон, граф с чувством пожал протянутую ему хозяином руку.
Потребовалось несколько дней, чтобы граф де ля Соль, привыкший к комфорту и изысканности парижской жизни, освоился с жизнью на гасиенде, однообразной и примитивной.
Андрес де ля Крус был на гасиенде единственным, кто доброжелательно относился к графу.
Донья Долорес была с графом вежлива, даже любезна, но его общество ее, видимо, тяготило, и она старалась не оставаться с ним наедине. А если такое случалось, прерывала начатый разговор, шепча извинения, и, вспорхнув словно птичка, улетала, покинув графа.