Предостережение Гилляра не шло у графа из головы. Доминик тоже встревожился. Но они об этом молчали, лишь пристально осматривали все вокруг, прислушиваясь к каждому звуку.
Было пять часов утра, время, когда природа на миг затихает, словно готовясь к грядущему дню. Все вокруг было окутано предрассветной дымкой и казалось призрачным, нереальным. Но постепенно, под лучами восходящего солнца, дымка рассеивалась, и в конце концов ночь отступила. Вдали вырисовывались верхушки городских зданий. Деревья, омытые росой, казались свежее, на листьях сверкали хрустальные капельки, колеблемые утренним ветерком ветви таинственно перешептывались. Завели свои песни птицы.
Караван с трудом продвигался по узкой тропинке, стиснутой с обеих сторон искусственными холмами, с плантациями агавы. Эти растения загораживали всю местность, и ее невозможно было просматривать.
Граф наклонился к Доминику:
— Друг мой, — сказал он так, чтобы остальные не слышали, — у меня недоброе предчувствие. Никак не могу забыть слова Гилляра, сказанные мне напоследок. В них предсказание какого-то страшного несчастья. Хотя ничто не предвещает его: город близко, а вокруг тишина.
— Именно тишина и тревожит меня, — ответил Доминик. — Мы здесь в ловушке. Лучшего места для засады не найдешь.
— Что же делать? — прошептал граф.
— Не знаю, единственное, что нам остается, принять все меры предосторожности. Пусть дон Андрес с доньей Долорес едут впереди, предупреди слуг, чтобы держали ружья наготове, а я пойду на разведку, и если обнаружу неприятеля, постараюсь сбить его со следа.
С этими словами Доминик соскочил с лошади, взял ружье и, взобравшись на холм, исчез в кустарнике.
Граф тем временем сделал все, как велел Доминик. Самым надежным и хорошо вооруженным слугам велел ехать в арьергарде и быть наготове, при этом не объяснив им, в чем дело, чтобы не поднимать паники. Мажордом, словно угадав намерения графа, не дожидаясь приказа, окружил дона Андреса с дочерью преданными слугами, а сам уехал вперед шагов на сто.
Донья Долорес еще не пришла в себя после событий последней ночи и машинально исполняла все, что ей велели, не вникая в суть дела и не сознавая опасности положения. Ее беспокоил только отец, впавший в прострацию.
На протяжении всего пути он, несмотря на мольбы дочери, не произнес ни слова, был бледен, ко всему безучастен и ехал, опустив голову. По телу его время от времени пробегала дрожь, в безжизненном взгляде застыла тоска.
Преданный господину и молодой госпоже Лео Карраль хорошо понимал, что в случае нападения старик не в силах будет пальцем пошевельнуть, и приказал слугам всячески его оберегать от опасности.
— Я вижу, вы тоже предчувствуете опасность! — сказал граф, знаком подозвав Лео Карраля. Лео Карраль кивнул головой.
— Дон Мельхиор не успокоится, пока не отомстит.
— Вы считаете его способным на подобную низость?
— Этот человек ни перед чем не остановится.
— Что же, он — изверг?
— Нет, — ответил мажордом, — он метис, к тому же завистлив и самонадеян. Он хорошо знает, что без богатства ему не достичь ни славы, ни почета, а это для него главное в жизни. И он пойдет на все, чтобы добиться своего!
— Даже на убийство отца?
— Даже на убийство отца!
— Вы говорите такие страшные вещи!
— Что поделаешь, если это действительно так?
— Слава Богу, мы приближаемся к городу, а там нам уже ничего не страшно.
— Только приближаемся, но еще не доехали. Недаром говорят: «От кубка до рта целая пропасть».
— Надеюсь, что ничего страшного не случится.
— Я тоже надеюсь. Но вы меня звали, ваше сиятельство.
— Я вот что хочу вам сказать. В случае нападения скачите с доном Андресом и его дочерью в город, а мы постараемся задержать неприятеля.
— Даю вам слово, что к моему господину враги приблизятся только через мой труп. Будут еще какие-нибудь распоряжения, ваше сиятельство?
— Нет, больше ничего! Возвращайтесь на ваше место. И да поможет вам Бог!
Мажордом поклонился и вернулся к дону Андресу и его дочери.
В это время появился Доминик.
— Удалось тебе что-нибудь разузнать? — спросил граф.
— И да и нет! — ответил вполголоса Доминик. Он был мрачен, брови нахмурены. При взгляде на него граф еще больше встревожился.
— Говори же, в чем дело?
— Ты все равно не поймешь, — ответил Доминик.
— Может быть и пойму! Говори!
— Справа, слева и позади дорога свободна — я в этом убедился. Опасность ждет впереди, ближе к городу!
— Как ты это определил?
— По особым, мне одному понятным приметам. Живя в прериях, я научился распознавать их с первого взгляда. Там иначе нельзя, за неосторожность поплатишься жизнью. Так вот, слушай. От самого Ареналя за нами ехал многочисленный отряд, только не по нашей дороге, а правее, на расстоянии ружейного выстрела. В полулье отсюда они сделали крюк, взяв влево, но потом прибавили ходу, перегнали нас и теперь едут по нашей тропинке. А мы следом за ними.
— Что же ты из этого заключаешь?